Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк

Гамильтон Питер Ф.

— Нет, — сказала я. — Я искала, но вместо этого отец Элейн нашла меня. Кстати, Кейт не живет в доме номер четыреста шестьдесят пять на Двенадцатой авеню.

— У Сирина иные сведения. — Старый лак запузырился и сполз в том мест, где Джордж провел кистью. — Подобная ошибка вызывает удивление.

Мелочь, но она не давала мне покоя, пока я спускалась на третий этаж. Неужели я радуюсь тому, что дьяволы не являются всемогущими и непогрешимыми? Не совсем. Несмотря на все их преступления против человечества,

дьяволы со своими ботами неплохо управляли миром. Мелкое, даже горькое утешение состояло в том, что они точно ведают, что творят.

Я прошла мимо открытой двери чокнутой Марты к своей конторе.

— Ребятам то-то иди, — сказала она мне вслед.

Я вернулась. Моя соседка сидела за компьютером, на ней был ее обожаемый противогаз «Технопро», она утверждала, будто он защищает ее от хлора, гидроген сульфида, диоксида серы, аммиака, бактерий, вирусов, пыли, пыльцы, кошачьего дерьма, плесневых грибков, выпадения радиоактивных частиц и полового возбуждения. К несчастью, он же делал ее речь совершенно неразборчивой.

— Попробуй еще разок, — посоветовала я.

— У тебя. Там. Кто-то. Сидит.

— Кто?

Она покачала своим противогазом и пожала плечами. Свет от монитора отражался на поверхности маски. Я видела цифры, черными муравьями ползущие по экрану.

— А для чего противогаз?

— У нас. Был. Дьявол. В доме.

— Правда? — удивилась я. — Когда?

— Утром.

Не было никаких запретов на пребывание дьявола в здании, так же как не было закона, запрещающего иметь дьявола в клиентах. Но во взгляде Марты читалось обвинение, которое я не могла опровергнуть. Неужели я предала всех нас, взявшись за это дело?

Она сказала:

— Ненавижу. Дьяволов.

— Угу, — пробормотала я. — И я тоже.

* * *

Я открыла дверь, оказалось, меня ждет Шарифа. Она попыталась улыбнуться, что было не к месту.

— Привет, Фей, — сказала она.

Она выглядела элегантно, как всегда, и устало, такой я ни разу ее не видела. На ней были черное льняное платье в горошек и босоножки в тон с тонкими перекрещивающимися ремешками. Это были совсем не докторские туфли, они гнали прочь тени и заставляли звучать музыку. От их вида мне сделалось грустно.

Когда я развернулась, чтобы закрыть дверь, она увидела засохшую кровь у меня на волосах.

— Ты ранена! — Я почти забыла об этом, не стоит запоминать, что тебе больно. Она вскочила со стула. — Что случилось?

— Поскользнулась в душе.

— Дай посмотреть.

Я наклонила голову, а она осторожно ощупала шишку.

— У тебя может быть сотрясение.

— У частных детективов не бывает сотрясений. Так записано в лицензии.

— Сядь, — сказала она. — Дай я промою. Только схожу в ванную за водой.

Я

села и посмотрела ей вслед. Подумала, не запереть ли за ней дверь, но я заслужила то, что получила. Я открыла ящик стола, взяла два пластиковых стаканчика и решила посоветоваться с «Джонни Уокером».

Шарифа влетела в контору с тазиком воды в одной руке и стопкой бумажных полотенец в другой и притормозила, увидев бутылку.

— И когда это началось?

— Только что. — Я взяла свой стаканчик и проглотила налитый на два пальца виски «Блэк лейбл». — Хочешь?

— Не знаю, — сказала она. — Это мы веселимся или занимаемся самолечением?

Я пропустила колкость мимо ушей. Она промокнула мою шишку мокрым полотенцем. Я чувствовала запах ее духов, цветущий лимон на летнем ветерке с единственной крошечной капелькой пота. Ее запах очень хорошо сочетался с дымным ароматом виски. Она задела меня, и я ощутила под платьем ее тело. В этот миг я хотела ее сильнее, чем хотела дышать.

— Сядь, — сказала я.

— Я еще не закончила, — возразила она.

Я указала на стул:

— Сядь, черт с ним.

Она кинула бумажное полотенце в мусорную корзинку, проходя мимо.

— Утром ты задала мне вопрос, — продолжала я. — Я должна ответить на него. Я сделала аборт на прошлой неделе.

Она посмотрела на свои руки. Не знаю, почему они ничем не были заняты. Просто лежали на коленях, думали о чем-то своем.

— Я говорила тебе, когда мы только познакомились, я сделаю это, если меня осеменят, — сказала я.

— Я помню.

— Я не видела иного выхода, — сказала я. — Я знаю, что миру необходимы дети, но у меня есть моя жизнь. Может, это грубая, бессмысленная, скверная жизнь, но она моя. А стать матерью… значит, вести жизнь кого-то другого.

— Я понимаю, — сказала Шарифа. Голос ее сделался таким слабым и тоненьким, что мог бы спрятаться под наперсток. — Просто… это случилось так быстро. Ты мне рассказала, мы поссорились, у меня не было времени все обдумать.

— Я прошла тест утром. Тебе рассказала в тот же день. Я ничего не утаивала.

Она сложила руки на груди, словно ей стало холодно.

— А когда осеменят меня, что тогда?

— Поступишь так, как сочтешь необходимым.

Она вздохнула:

— Не плеснешь ли и мне немного… лекарства?

Я налила виски в оба стаканчика, обошла стол и протянула Шарифе ее стаканчик. Она хлебнула, намного подержала виски во рту, потом проглотила.

— Фей, я… — Уголок ее рта дернулся, и она прикусила губу. — Твоя мать как-то рассказывала мне, когда поняла, что беременна, она была так счастлива. Так счастлива. Это было тогда, когда все вокруг рушилось. Она сказала, ты была тем даром, в котором она нуждалась… а не…