Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Я все еще слишком высоко, чтобы отыскать «уста Сакпата», да я и не пытаюсь этого сделать.
Я не хочу этого знать.
На горизонте меня терпеливо поджидает совсем другое божество.
— Они подняли такой визг, — продолжает рассказывать Ронни. — Парень, мне его никогда не забыть, сколько бы пилюль в меня не запихнули. Мы все просто остолбенели и остались на своих местах, а этот костлявый парнишка из «Си-эн-эн»…
— В прошлый раз он был из «Ньюсуик», — вставляю я, и она трясет головой, снова затягивается сигаретой и трет покрасневшие глаза.
— Ты считаешь, это важно?
— Нет, — неискренне признаю я, и Ронни некоторое время молча сверлит меня взглядом.
—
А потом звезды с грохотом проносятся мимо моего гидробота, взвиваются черные столбы дыма, воет вентиляционная система и появляются первые зернистые кадры видеосъемки, но я ничего не слушаю. Я слишком занят своим беспомощным полетом над вздыбленными просторами Европы и бескрайними нагромождениями скованных морозом глыб — остывший мир, навсегда пойманный тенью Большого Папочки Юпитера, замерзший на несметное количество веков… Но будь я проклят, если он умер. А потом я просыпаюсь от собственных стонов или криков или, если повезет, слишком напуганным, чтобы издать хоть какой-то звук.
— Теперь они готовы вас впустить, мистер Пайн, — докладывает мне коп.
Это обычный патрульный полицейский в голубой форме, и я удивляюсь его присутствию. Почему Агентство не берет это в свои руки? Наверно, этот тот самый бедолага, который обнаружил спуча. Темплтон мне сказал, что кто-то пожаловался на вонь, и инспектор распорядился прислать копов, так что, возможно, именно этот парень ответил на вызов. Где-то поблизости должен быть его напарник. Я кивнул, а полицейский беспокойно оглянулся через плечо на распахнутую дверь квартиры. В проеме виднелся полупрозрачный полиуретановый шатер, ровно по центру перечеркнутый черной застежкой-молнией, воздушные шланги змеились в разных направлениях, аппараты поддерживали в шатре пониженное давление. Сомневаюсь, что коп еще будет дышать, когда бригада следователей закончит со своими делами.
— Тебе часто приходится видеть такую гадость? — спросил он, и не требовалось особо тонкого слуха, чтобы заметить, что голос подрагивает от страха. От страха и смятения, что нередко предвещает панику.
Я не ответил. Я был слишком занят проверкой батарейки в одной из камер, а кроме того, имелся особый приказ Темплтона, предписывавший держать рот на замке при общении с посторонними. Да и тот факт, что парень был уже ходячим трупом и стал им еще в тот момент, когда утром вышел на службу, не слишком располагал к болтовне.
— А я вот что могу сказать: я никогда не видел такого дерьма, как там, — снова заговорил коп и закашлялся. — Я хотел сказать, что вам приходится смотреть на самое отвратительное, что есть в этом городе, а мне ведь пришлось четыре года отслужить в армии. Да я был в этом чертовом Дамаске после взрыва бомбы, но клянусь Всемогущим Христом…
— Ты был в Дамаске? — спросил я, не отрывая взгляда от своего оборудования, и по второму разу стал проверять установки на портативном генетиграфе, прицепленном к поясу.
Я был слишком занят, чтобы взглянуть ему в глаза.
— О да, я был там. Помогал убирать весь хлам с улиц, когда пожары прекратились.
— Значит, у нас есть что-то общее, — сказал я и нажал кнопку «пуск» на видеокамере.
Серый жидкокристаллический дисплей показал пять нулей. Мои приборы были связаны с оборудованием передвижной лаборатории в стоящем на улице черном «шевроле» с мэрилендскими номерами и желтым шариком от пинг-понга, насаженным на антенну. Я знал, что там сидит и Сара, ждет моего подключения,
— А ты был в Сирии? — обрадовался коп, что можно поговорить о чем-то другом, кроме как об ужасе за дверью квартиры.
— Нет, я тоже подчищаю после того, как кто-нибудь наделает ошибок.
— А-а, — разочарованно протянул парень. — Понятно.
— Один мой друг участвовал в войне. Но он служил на Кипре, а потом в горах.
— Ты с ним когда-нибудь разговаривал? Ну о том, что было на войне?
— Никогда. Он не желает к этому возвращаться.
Я все-таки поднял голову, подмигнул копу и прошел мимо него к ожидавшему у двери лаборанту. Несмотря на промозглый холод коридора, он вспотел в своем защитном гермокостюме. Чистильщикам гермокостюмы не положены, это мешает контакту. Так что мы довольствуемся парой часов дезактивации, антидотами, антитоксинами, слабительными и надеемся не перейти допустимую грань.
— Это ведь плохо, да? — спросил коп. — То есть по-настоящему плохо?
Но я не стал оборачиваться, а просто пожал плечами, пока лаборант расстегивал для меня черную молнию пластикового занавеса.
— А тебе так показалось? — спросил я и ощутил легкое движение воздуха, когда передо мной открылась узкая щель.
— Господи, парень, неужели нельзя просто ответить! — воскликнул коп. — Неужели я этого не заслуживаю? Как ты думаешь?
Поскольку я не мог ответить ни на один из его вопросов, да и не очень-то хотел на них отвечать, я проигнорировал их и шагнул за прозрачную перегородку в преддверие ада.
В Американском музее естественной истории, на четвертом этаже, рядом с залом позвоночных, где собраны разнообразные скелеты динозавров, до сих пор действует любопытная выставка. Агентство почему-то не прикрыло ее после первых прорывов, когда стало известно о заселении спучами целого квартала в Филадельфии или опустошении трейлерной стоянки где-то в Западной Виргинии. Но экспозиция не пользуется большой популярностью, как можно было бы ожидать. В темном, пропыленном закутке громоздились уменьшенные модели и висели диаграммы, а на экране мониторов крутились ролики с гидроботов АйсПИКа, демонстрирующие бесконечные черно-белые кадры серых просторов морских глубин в миллиардах километрах от Земли. Сразу после открытия здесь было выставлено несколько образцов из запасов НАСА, но их давным-давно переместили куда-то в другое место. Сам я их ни разу не видел, но один знакомый геолог из сотрудников музея утверждал, что они действительно там были. Черно-синий осколок вулканической породы, герметично запечатанный в люцитовой пирамиде, и две заполненные формалином емкости, в одной из которых плавал розовый червяк не более нескольких сантиметров длиной, а в другой — уродливый маленький слизень, которого ученые обозвали «рыбой-звездой».
По-моему, название «пиявка-звезда» было бы точнее.
Во вторник, на следующий день после того, как я исследовал место происшествия на Колумбус-авеню, совершенно больной с похмелья и надеющийся избежать встречи с Сарой, я вышел из отеля и проехал на подземке до музея. Там я провел пару часов, одиноко сидя в забытом всеми зале и просматривая бесконечно повторяющиеся видеозаписи. В зале работали сразу три монитора — документальные отчеты НАСА о первом исследовании Европы, начатом «Пионером-10» в 1973 году, результаты облета Северного полушария спутника, предпринятого незадолго до того, как АйсПИК запустил свои зонды, и фрагмент записи, сделанной подо льдом. Вот ради него-то я и пришел.