Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
— Ты все свое барахло забрал? Мэтт потряс головой.
— Отлично. Давай поедем и заберем.
Схватив Мэтта за плечи, я поднял его на ноги и поволок к дверям и дальше по ступенькам, невзирая на дождь.
— Тебе нужна твоя одежда, твоя обувь, все, что тебе принадлежит. Все твои вещи.
— Мой отец — он очень большой! Сильный… Пожалуйста, не надо…
Я уже завел двигатель.
— Пристегни ремень, Мэтт. Как там говорила Бэтт Дэвис? Намечается бурная ночь.
Шины завизжали, когда я резко вывернул на Мэлроуз. Я направился на юг, к Фэрфакс, разбрызгивая воду в лужах. Мы оба не проронили ни слова.
Когда я выехал справа на Третью авеню, Мэтт сказал:
— Майк, я не
— Слышу. — Я не сбавил скорость.
— Я не собираюсь говорить тебе, где я живу… жил.
— А я и так знаю.
— Откуда?
— Я твой волшебный [166] крестный папочка. Не задавай вопросов.
— Ты нет, — сказал Мэтт. Потом печально добавил: — А вот я — да.
— Ну, я не сомневаюсь, что тебе нужен крестный папочка.
— Что ты собираешься делать? Я ухмыльнулся:
166
Fairy (англ.) — сказочный, волшебный, на сленге означает «гомосексуалист».
— Я собираюсь сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться.
Мэтт, конечно, не понял эту шутку. Она будет в ходу лет через пять. Но — о'кей, — я сам оценил ее.
Поворот налево, поворот направо. Торможу перед входом в крошечный ухоженный домик. Мэтт выходит за мной из машины и идет по дорожке. Рывком открываю входную дверь. Мэтт был прав — он большой. Горилла. Но плохо обученная. Беспорядочные синяки на теле его сына — тому доказательство. Размеры заменяют ему умение драться. Возможно, всю жизнь. Отец Мэтта напускает на себя угрюмый, хмурый вид.
— А это кто еще? — рычит он.
И получает единственный ответ, которого достоин. Бью его кулаком в грудь, оттесняя в дом. Действую быстро. Прежде чем он успевает отреагировать, провожу серию ударов в грудь — сильных, таких, чтобы он врезался в стену. Дом трясется. Здоровяк рикошетом отскакивает от стены, и на этот раз я бью его кулаком в живот. Живот у него твердый, но кастет еще тверже. Непонятно, что он бормочет, но он шатается, и этого достаточно. Я пихаю голову гориллы навстречу своему резко поднятому колену и с удовлетворением чувствую, как его нос с хлюпаньем разбивается.
Рывком поднимаю папочку на ноги. Лицо у него в крови.
— Ты герой, да? Избиваешь мальчишку. — Он молчит, хватая ртом воздух. — Мэтт, иди собери вещи. Давай.
Из кухни выходит женщина, вытирая руки о полотенце для посуды.
— Мэтти?.. — Потом она видит меня. — Кто вы?.. — Потом мужа. — Джой?..
Я вырываю у нее из рук полотенце, кидаю Джою и подталкиваю здоровяка к стулу. Он шлепается на него, прикрывая окровавленный нос.
— Вам лучше присесть, мэм.
Она колеблется, потом садится. Джой с трудом дышит, осторожно косясь на меня.
Долгое время все молчат.
Потом женщина спрашивает:
— Вы собираетесь причинить нам вред?
— Это не входило в мои планы. Конечно, все может измениться. — Я многозначительно киваю на папочку-козла.
— Вы… вы не сможете уйти… если…
— Вы не станете звонить в полицию. Он вам не позволит. Он не захочет, чтобы кто-то узнал, что его сын — гомосексуалист. — Перевожу дух. Я не собирался выступать в роли советчика и учить ее жить, но Мэтту нужно время, чтобы собрать вещи. И надо, чтобы этот козел не успел опомниться. — Отлично, послушайте, леди, вам следует бросить этого скота, потому что, если вы этого не сделаете, когда-нибудь он вас убьет. Единственное, что так долго спасало вас, — то, что он отыгрывался на мальчишке, не так ли? Когда парень уйдет отсюда, вы останетесь с этим бугаем
Она не ответила.
— Вы считаете, что не делаете и для себя никаких поблажек, подставляясь под его кулаки и списывая все на несчастную долю. А вы уверены, черт вас возьми, что ничем не могли помочь своему мальчику? Позволяя мужу избивать ребенка, вы поступали как последняя трусиха. Вы знаете, что значит слово «пособник»? Вы пособник. Вы очень и очень виноваты. Потому что вы, своим невмешательством, позволяли ему выходить сухим из воды.
Поворачиваюсь к горилле:
— Послушай-ка, Джой. Ты — козел. Ты не заслуживаешь даже презрения. Это твой сын, твоя собственная плоть и кровь. Тебе следовало бы любить его больше всего на свете. Но ты чертовски беспокоился за себя. В тот самый момент жизни, когда твой сын больше всего нуждался в том, чтобы отец любил и понимал его и был рядом, что ты сделал? Ты избил его и вышвырнул вон. Какой же ты мудак! Твоя жена — трусиха, ты — безмозглый бык, и вы оба упустили то единственное, хорошее, что сделали в этом мире, — ребенка, который все еще умеет улыбаться, бог знает почему выросшего у таких подонков, как вы. Вы не заслужили такого ребенка. Черт бы побрал вас обоих! Я сейчас не в настроении спорить. Ты можешь избить свою жену, Джой, и ты можешь избить своего ребенка, но от отвратительной правды тебе не отмахнуться. Ты слабак. И если ты подумываешь о том, чтобы встать с этого стула, не надо. Если ты только попытаешься, я тебя убью. Я сейчас именно в таком расположении духа.
— Он сделает это, отец. — В комнату возвратился Мэтт. — Он — бывший командос. Специальные войска. Зеленые береты. Или что-то вроде. Он был во Вьетнаме. Я не хочу, чтобы он покалечил тебя…
— Ты все собрал? — прервал я лепет Мэтта.
Он взвесил в одной руке поспешно набитый чемодан. Через другую руку мальчика был перекинут шерстяной спортивный костюм.
Его мать перевела взгляд с сына на меня. В конце концов она собралась с духом и спросила:
— Кто вы? Тоже гомосексулист? Я смерил ее взглядом:
— А вам не все равно? — Боже правый, зачем я сказал это? — Минуточку. — Я повернулся к горилле. — Твой сын уходит из дому. Ты его больше никогда не увидишь. Дай-ка мне твой бумажник. Нет, я не сказал: подумай. Я сказал: дай. Дай мне твой бумажник.
Его бумажник перешел в мои руки. Около трехсот баксов. Я передаю деньги Мэтту.
— Возьми. Твое наследство. Достаточно, чтобы прожить пару месяцев. Если быть бережливым. — И бросил бумажник на пол. — Вам двоим крупно повезло. Я дарю вам жизнь. — Я снова смотрю на гориллу. — Если ты будешь преследовать мальчика, если ты хотя бы подойдешь к нему на расстояние вытянутой руки и посмеешь его коснуться, я тебя убью. Я найду тебя, и можешь не сомневаться, твоя смерть будет долгой и мучительной. И если ты когда-нибудь снова тронешь свою жену, я переломаю тебе руки. Тебе ясно? Кивни, я не читаю мысли на расстоянии. — Отвожу взгляд в сторону. — Мэтт, ты хочешь что-нибудь сказать на прощание?
Он качает головой.
— Тогда иди в машину.
Немного выжидаю, глядя на этого козла и пытаясь понять, способен ли он на какие-то пакости после того, как я уйду. Не способен. У него пепельно-серое лицо. Он все еще с трудом дышит. Я смотрю на его жену.
— Знаете что? Я думаю, вам лучше позвонить в «скорую помощь». Возможно, я не рассчитал удар и сломал ему ребро. Хотел бы сказать, что сожалею об этом, но это будет враньем.
Назад мы ехали молча. Дождь усиливался. Мэтта трясло. Вероятно, он не знал, как себя вести, его мысли и чувства пошли вразнос.