Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)
Шрифт:
Элизабет Хэнд
Наименьшие козыри
Пер. М. Куренной
В настоящую антологию включено исследовательское эссе Элизабет Хэнд «Генри Дарджер наизнанку», но настоящую славу писательнице принесли ее художественные произведения. То, что эта слава заслуженна, как нельзя лучше демонстрируют «Наименьшие козыри» — роскошная современная фэнтези о магии, присущей книгам и картинам.
В Уединенном Доме на стене висит забранная в рамку поблекшая вырезка из журнала «Лайф» почти полувековой давности; статья сопровождена цветной фотографией красивой коротко стриженной блондинки с лукавыми серыми глазами и густо накрашенными малиновой помадой полными губами. Она одета в красно-белую полосатую блузку с вырезом «лодочкой». Женщина держит в руке лупу и рассматривает огромное насекомое: использующийся в качестве школьного пособия пластмассовый муляж обычного муравья, Formica componatus, установленный на высокой стопке детских книжек с картинками. На корешке каждой книги можно прочесть названия, выполненные знакомым рубленым шрифтом, и рисунок, закодированный в подсознании нескольких поколений детей: изображение пучеглазого муравья, который с озадаченным видом отводит усики чуть в сторону, словно безуспешно пытаясь принять сигнал какой-то далекой радиостанции. «Мудрая Тетушка или Мудрый Муравей? — гласит надпись под фотографией. — Блейк Э. Тан изучает друга».
Эта женщина — всеми любимая детская писательница и художник-иллюстратор, Блейк Элеонор Тан, которую близкие друзья называют Блеки. А книги — шесть томов знаменитого «Мудрого Муравья», американские, английские и переводные издания. «Мудрый Муравей», «Отважный Муравей», «Любознательный Муравей», «Formi Sage», «Weise Ameise», «Una Ormiga Visionaria». Позади Блеки виднеется фигурка пробегающего по комнате полутора-двухгодовалого ребенка, взятая не в фокусе. Можно различить короткие светлые волосы малышки, подстриженной «под пажа», и крохотную ручонку, походящую на снимке на расплывчатого мотылька в полете. Эта маленькая девочка со стрижкой а-ля Принц Валиант в статье названа удочеренной племянницей мисс Тан, но на самом деле является внебрачной дочерью Блеки, Айви Тан. Это я.
«Здесь, в своем тихом убежище на острове, — начинается статья, — Блейк Элеонор Тан сотворит мир, в котором живут миллионы».
Блеки часто спрашивали, почему она поселилась на Аранбега. Моей матери было недостаточно поселиться просто на острове. Уединенный Дом стоял на островке посреди Зеленого пруда. Так что мы жили на острове посреди острова.
«Почему я живу здесь? Да потому что волшебницы всегда живут на островах, — обычно отвечала она, смеясь. Если собеседник нравился Блеки, она добавляла: Ох, ну вы знаете: Цирцея, Каллипсо, Озерная Леди…»
Потом она улыбалась ей или изредка ему своей коронной насмешливой улыбкой (один уголок рта чуть приподнят) и низко наклоняла голову:
— Так улыбаются тигрицы, — однажды сказала мне Катрин в бытность мою подростком. — Всякий раз, когда видишь такую улыбку, знай: она до поры до времени.
— А потом что? — спросила я.
Но к тому моменту она уже переключила внимание снова на мою мать: солнце для гномона Катрин, прекрасную ослепительно-яркую планету, вокруг которой все мы вращались.
В любом случае я понимала значение улыбки Блеки. Своими любовными похождениями она прославилась даже на Аранбега. Однако на протяжении нескольких десятилетий их старательно скрывали от читателей, большинство которых полагало (как и замышлялось), что Блейк Э. Тан — мужчина. Вышеупомянутая статья в «Лайфе» произвела фурор среди тех, кто еще не знал правды. Моя мать всегда оставалась для меня просто Блеки, как и для всех других. Когда мне стукнуло девять, она сообщила мне, что приходится мне не теткой, а матерью, и в доказательство предъявила мое свидетельство о рождении, выданное в бостонском госпитале.
— Не вижу смысла врать. Однако будет удобнее, если ты по-прежнему будешь называть меня Блеки. — Она затушила сигарету о подметку своей теннисной тапочки и бросила окурок через перила веранды в Зеленый пруд. — Никого не касается, кто ты такая. Или кем я прихожусь тебе, коли на то пошло.
Вот и все дела. Сведения о моем отце не держались в тайне от меня; они просто не имели значения — во всяком случае, в понимании Блеки. Лишь однажды она сказала, что он был очень молод.
— Просто мальчишка. Немногим старше, чем ты сейчас, Айви.
Ребенок, да и только.
— Он так и не понял, что произошло, — подтвердила мамина подруга Катрин, а Блеки посмотрела на нее страшными глазами.
Мне никогда не приходило в голову ставить под сомнение поступки матери, как никогда не приходило в голову спрашивать с нее за двуличность, которую она проявляла тогда или впоследствии. Дело в том, что я обожала Блеки. Все обожали. Она была красива и умна, своенравна и богата и предпочитала соблазнять, а не убеждать. Когда соблазнить не удавалось (что случалось редко), она не считала зазорным прибегнуть к насильственным мерам вполне пристойного толка, включающим обильные возлияния и содействие одной-двух привлекательных подруг.
Книги о Мудром Муравье она написала и проиллюстрировала еще до своего тридцатилетия. К тридцати годам они принесли ей значительное состояние. У Блеки были толковый литературный агент по имени Летиция Торн и очень толковый консультант по финансовым вопросам по имени Уильям Данлап, которые позаботились о том, чтобы моей матери никогда больше не пришлось работать, если не захочется.
А Блеки и не хотела работать. Она хотела соблазнить невестку Данлапа, двадцатидвухлетнюю светскую львицу из Далласа по имени Катрин Май Мосс. Женщины сбежали на Аранбега, скалистый, сильно вытянутый в длину островок в нескольких милях от побережья Мэна. Там, посреди озера, на поросшей лиственницами и папоротником скале они построили сказочный коттеджик немногим больше трейлера, в котором приехали из Техаса. В домике были две маленькие спальни, гостиная, крохотная кухонька и тянущаяся по всему периметру здания галерея, откуда открывался чудесный вид на серебристую гладь Зеленого пруда. Там имелись чугунная дровяная печь для отопления и приготовления пищи, керосиновые лампы и маленький ручной насос в кухонной раковине. Ни электричества, ни телефона. Воду для питья качали из озера и очищали, выдерживая в допотопном отстойном баке, который опорожняли раз в год.
Они назвали коттедж Уединенным Домом, по имени крохотного домика, где жил Мудрый Муравей со своими друзьями, Кузнечиком и Пчелкой. Сюда к ним наведывались друзья Блеки, представители артистической богемы Нью-Йорка и Бостона, писатели из Мэна и родственники Катрин, шумные компании богатых наследниц скотопромышленников, оппозиционно настроенные нефтяные магнаты, вылетевшие из университетов Новой Англии недоучки, хиппи первой волны, уклоняющиеся от службы в армии пацифисты, которые все по очереди сидели со мной, когда Блеки уезжала на Крит, в Лондон или Тауз [48] в поисках нового любовного приключения. Конечно, в конце концов Катрин каждый раз находила ее и привозила обратно домой. В детстве мне казалось, что моя мать играет с Катрин в прятки в масштабах всего мира, причем последняя всегда водит. Когда они вдвоем возвращались в Уединенный Дом, я тоже неизменно получала какой-нибудь приз. Разноцветную карту Калифорнии на белой простыне; ангольские барабаны из кожи ящериц; пенковую трубку с чашечкой, вырезанной в виде головы Ричарда Никсона.
48
Тауз — город в Марокко.