Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)
Шрифт:
На пляже уже стоял шезлонг. Белые полосы на его раздувавшейся материи были похожи на ребра, торчащие из-под земли. Грэм почувствовал сигаретный дым, и ему показалось, что он даже видит тлеющий окурок неподалеку от шезлонга.
— Я устала, Грэм, — сказала Джулия.
Он уложил ее на гальку, подложив ей под голову свою куртку. Оранжевые окна паба слабо освещали пляж. Над камнями возвышался огромный ржавый стальной рычаг. Соль и время уже давно точили его. Может, это был кран или экскаватор (с игрушечным экскаватором Грэм часто играл в детстве). Он увидел поодаль на берегу еще один громадный агрегат, угодивший в каменную ловушку, словно мамонт в асфальтовую яму. Все было неподвижно, но в то же время постоянно менялось. Грэм подошел к темной фигуре.
— Вы смотритель пляжа?
Человек совсем не изменился, несмотря на прошедшие годы. Когда он повернулся, Грэм не сумел взглянуть ему в глаза. Человек расплылся в улыбке и кивком указал на шезлонг. Грэм собрался было сесть, но сообразил, что человек хочет другого. Он взял лежащий в шезлонге камень и отошел. За спиной он услышал скрип и звук чиркнувшей спички.
— Здесь? Здесь, правильно?
Нет ответа. Море слабо шумело в отдалении. Грэм как будто слышал тихий
Камень, зажатый в руке, казался теплым и знакомым. С одной стороны он был заточен, и Грэхэм провел им по коже. Земля у него под ногами задрожала. Камни зашевелились, словно живые. Когда выступила кровь, Грэхэм уставился в ночное небо и стал ждать. Несмотря на легкий ветерок, овевавший плечи, он задыхался. Кровь тонкими струйками стекала по руке и капала с пальцев на камни под ногами. Откуда-то появилось нечто похожее на зажигательные свечи и на зубья какой-то гигантской шестерни. Они слабо мерцали в неярком свете, смазанные, готовые к работе. Он услышал, как заворочалась Джулия, но мог различить лишь темное пятно на камнях.
Он вспомнил о той женщине. В отличие от девочки на пляже, ее муж был уже далеко от мира живых. Его раны закрылись, тело достигло того максимума, который можно выжать из несовершенной человеческой плоти — но и все.
Совершенство, как Грэм теперь понял, это не всегда хорошо.
Человек в шезлонге пропал. Галька снова зашевелилась, ноги утопали в ней. Он почувствовал, будто что-то держит его за ботинки. Во рту опять появился металлический привкус. Выросшая из-под земли цепь обвилась вокруг руки. По ее звеньям текла кровь, черная в неверном свете. В чем разница между железом и плотью? Железо твердое, рука мягкая, но в конце концов и то и другое лишь механизмы. Машинам нужны люди, чтобы правильно функционировать. Тело сковали усталость и внимание машины.
Прошел час, два, и Грэм, мало-помалу, испытал чувство освобождения. А он-то думал, что этот механизм будет постепенно погребен в камнях. Звуки, издаваемые машиной, он приписывал чему-то другому.
В своей жизни он часто ошибался, и ошибиться здесь тоже было нетрудно. Грэм добрел до жены и прижал ее к себе, чувствуя кости сквозь ткань куртки. Когда он услышал, что она перестает дышать, это его не удивило. Он смотрел, как небо на востоке медленно наполняется огнем. Солнце скоро встанет, но сейчас, чтобы видеть пульсирующий механизм, опутавший весь пляж, свет не нужен. Несколько мгновений берег казался обновленным, камни снова зашевелились, и от новой машины остались только фрагменты каких-то деталей. Пляж стал выглядеть как в первый раз, много лет назад.
Как и Джулия, пляж стремился к совершенству. Но в отличие от нее, ему еще предстояло достичь этого. Она же была более чем реальна для Грэма, и даже красива в лучах восходящего солнца. Ее аромат был глубоко в нем, был частью его самого. И по крайней мере часть ее теперь совершенна.
Том Диш
Гензель
Поучительный мемуар, или Кое-что касательно угрозы детского ожирения
Пер. В.Полищук
Том Диш больше известен как автор таких научно-фантастических романов, как «Концентрационный лагерь, 334» и «На крыльях песни». Тем не менее из-под пера Т. Диша вышло также немалое количество книжек для детей, критических эссе и стихов. В числе его последних публикаций — сборник «Детский сад грамматики», «После прочтения сжечь и другие критические эссе». Нижеследующее стихотворение, в котором остроумно обыгрывается хорошо известная сказка про Гензеля, Гретель и старуху-ведьму [10] впервые увидело свет в альманахе «The Antioch Review», изданном в Огайо осенью 2002 года.
10
Первоисточником сказки, которая обыгрывается в стихотворении, следует считать сказку братьев Гримм (русский аналог — сказка про Жихарку и Бабу-ягу). В XIX веке большая часть известных европейских сказок (в том числе сказки Г. Х. Андерсена, братьев Гримм, Ш. Перро) была переведена на английский, адаптирована и собрана в антологию, которая весьма популярна в США. — Прим. пер.
Мелисса Харди
Акеро
Пер. Н. Вашкевич
Мелисса Харди является на сегодняшний день одним из лучших мастеров рассказа. Она одинаково свободно работает в жанрах современного реализма, магического реализма и чистого фэнтези. Рассказы Харди публиковались во многих журналах, у нее есть несколько авторских сборников («A Cry of Bees», «Constant Fire», «The Uncharted Heart»). Писательница живет в Лондоне, штат Онтарио.
«Акеро» — это прекрасно написанный увлекательный рассказ, который представляет собой нечто среднее между историческим фэнтези и магическим реализмом. Впервые опубликован в декабрьском выпуске «The Atlantic Monthly».
Мать Мария-Тереза Возу, некогда начальница послушниц в монастыре Сен-Жильдар, а ныне настоятельница ордена, осторожно опустилась в то самое кресло, в котором много лет назад скончалась ее прежняя подопечная Бернадетта Субиру. Монах-бенедиктинец, приехавший записать свидетельство матери Марии, наблюдал за тем, как монашки устраивали в кресле тучное тело старой абатиссы, защищенное, словно носорог броней, многочисленными одеждами. Наконец, приняв удобное положение и сложив на коленях покрытые темными пятнами руки, настоятельница приготовилась слушать посетителя. Лицо пожилой женщины было неподвижно. Правая щека ее изредка подергивалась.
— Стало быть, папа собирается канонизировать эту девчонку Субиру? — в вопросе матери-настоятельницы звучала явная неприязнь.
— Совершенно верно, — подтвердил бенедиктинец. Настоятельница повернула голову и взглянула на монаха. Ее большое лицо в накрахмаленных складках апостольника парило над черной рясой, словно полная луна. Длинный острый нос нависал надо ртом, подобно клюву хищной птицы, круглые, выцветшие глаза казались стеклянными.
— Не вижу к тому никаких оснований, — процедила она сквозь зубы.