Лучшие годы жизни
Шрифт:
– Хватит! Ладно, – и тут же едва слышно продолжила, – ладно, я пойду с тобой. Но ты должен понять, что это из… Не подумай, что я… Я ведь вообще до Олега, то есть до свадьбы, то есть… Одним словом… Я тебе просто товарищ, друг, хоть и женщина… Ты понимаешь меня?
А через пятнадцать минут она уже лежала на спине поперёк широкой кровати посреди мрачной комнаты, придавленная его голыми животом и бёдрами и вбиваемая сильными движениями в мятую перину. Горячие капли пота падали ей на щёки с его склонённого лица. Между расставленных ног безумствовал скользкий бес, выворачивая её наизнанку.
– Что я делаю? Что я делаю? – повторяла
Первая атака прошла быстро, и Юра, не теряя бдительности, несмотря на своё разбитое состояние, вырвался из женских недр за пару секунд до того, как из него хлынула белая лава. Он опустил голову и впился зубами Тане в шею, не больно, но сильно. Наверное, так кусают влюблённые вампиры, промелькнуло у неё в голове. Она шевельнулась под ним и почувствовала, как по её животу перекатился его тяжёлый орган, не потерявший своей упругости.
– Ты как? – проговорила она, не зная, что ещё спросить.
– А ты? – отозвался Юра и рукой подвёл себя к краю её бездны.
– Сколько времени? – спросила она, сама не понимая смысла заданного вопроса; ей просто хотелось спросить, спросить о чём угодно.
– Времени? Уже тысячи лет позади…
Он провёл тыльной стороной ладони у неё между ног, и опять вошёл в неё.
Повинуясь властным движениям его рук, она перевернулась на живот и увидела перед собой большое зеркало в массивной деревянной раме. В пыльном старинном стекле мутно отражалось измученное наслаждением лицо, её блестящие чёрные глаза, раскрывшийся рот. Обрушившийся на пол ночной светильник испуганно подмигивал единственной неразбившейся из трёх ламп и бесцеремонно выхватывал из темноты голые плечи, вытянутые руки, полушария девичьих грудей. При каждой вспышке Таня видела за своей золотистой головой запрокинутое лицо Юрия, мокрое от слёз.
– Не плачь, всё образуется, – пыталась шептать она, но пробудившаяся в ней страсть душила все её слова беспрерывными вздохами.
Перед Юрием выгибалась нежная спина, из-под сияющей копны растрепавшихся волос струился желобок с матовой резьбой позвонков под смуглой кожей, обрываясь возле двух мягких ямочек перед упругими сферами ягодиц. Крепкие мышцы длинных ног растянулись в стороны, дозволяя мужским пальцам ласково буравить топкую плоть, скрытую густой тенью.
Таня видела в пыльном зазеркалье, как в её чёрных глазах пульсировало время, то растягиваясь в вечность, то сжимаясь тугой пружиной до неуловимого мгновения. Тёмное пространство комнаты билось над головой крыльями пойманной дикой птицы, вырывалось, то поднимая руки и ноги любовников к потолку, то швыряя бесформенным комом глины на самое дно гигантской кровати. Комната шумно колыхалась, раздвигала резиновые стены до невидимого горизонта и сжималась обратно, оглушительно и кроваво стучась в самый висок. Таня слышала, как дышало у неё внутри чужое тело, длинное и объёмное, полное обезумевшей жизни, налитое жидким чугуном, облепленное прожилками, жаждущее любви и молящее о ней.
Юра рванулся назад и оставил после себя гудящую пустоту.
– Теперь уж хватит, – выпалила она сдавленным голосом. – Я должна уйти. Я больше не могу. Мне больше нельзя.
В дверях, когда она уже оделась, он вдруг с новой энергией заглотил ртом её губы, свалил с ног и овладел ею прямо в одежде, разметав по паркету густой мех шубы.
Затем, когда всё закончилось, он сказал:
– Спасибо тебе. Иди.
– Ты забрызгал подкладку шубы, – ответила она. – Что я теперь скажу?
– Прости, – оборвал он её мягким поцелуем, – прости.
В тот вечер Олег устроил ей сцену ревности, обнаружив перед сном на её теле следы поцелуев. Он метался по комнате, несколько раз шмякнулся головой о стену, покрытую персидским ковром, пинал ногами заваленное разноцветными подушками кресло.
– Я верил тебе, Таня! Я боготворил тебя! А ты оказалась просто сучкой! До омерзения красивой сучкой! Какой же я болван! – Он несколько раз подходил к ней, взмахивая кулаком, но не мог ударить её, чувствуя, что вся его огромная сила улетучивалась, когда он встречался с открытым взглядом жены. – Как же я мог поверить тебе? Я ждал столько времени, я терпел, не трогал тебя до свадьбы… А ты теперь… Оказывается, тебя нужно было лишь откупорить, как бутылку, чтобы ты сразу пошла по рукам. Какой же я идиот! И какая же ты мразь, Танька!
– Перестань кричать, – понуро отозвалась она. – Я не могу объяснить тебе ничего. Если сможешь перетерпеть, то перетерпи.
– Но как ты могла? – он уже в который раз повторял один и тот же вопрос.
– Я не могла. Это была не я, Олежек. Но ты не поймёшь. Я сама не понимаю.
– Ты его любишь? Кто он такой? Ради какой такой твари ты раздвинула ноги? Боже! Я не могу поверить! Какой-то вонючий самец был внутри тебя. Какой-то… Кто он? Откуда он взялся? Отвечай мне, дрянь, как это могло произойти? Я должен знать!
– Не сейчас, Олег, не сейчас. Поверь, мне очень плохо…
И в ту же секунду она вдруг усомнилась в своих словах: было ли ей плохо в действительности? Пожалуй, нет. Плохо было только из-за крика, поднятого Олегом. Плохо было из-за Олега. Всё остальное заставляло её чувствовать себя на удивление хорошо. Она торопливо перелистала в памяти всё случившееся и поняла, что ей захотелось пойти к Юрию. Пойти прямо сейчас, махнув рукой на свою молодую семью – пусть всё разрушится, как песочный замок под накатившей морской волной.
Олег продолжал шуметь, когда она поднялась с кровати и начала одеваться.
– Ты куда? Проветриться захотелось? Пойди, пойди проветрись. А когда возвратишься, ты расскажешь мне всё в подробностях. Я хочу знать обо всём: как это было, сколько это продолжалось, что ты думала в тот момент… Я должен знать всё, иначе я свихнусь. Ты понимаешь меня? – Олег выглянул в коридор, держась обеими руками за всклокоченную белобрысую голову, но Татьяна уже ушла.
Дверь в квартиру Юрия оказалась не заперта. Таня прошла внутрь и остановилась. Юра сидел за письменным столом и шевелил пальцами рук, словно нащупывая что-то в воздухе. Его голова была наклонена, глаза прикрыты. Перед ним бледно светился экран монитора.
Поначалу Таня испугалась, решив, что он тронулся умом, затем услышала его шёпот:
– Как же это… Лепестковые… Как лепесток… Снегопад лепестковый…
Таня осторожно опустилась на стул, следя за каждым движением Юрия. Временами его губы переставали шептать, но продолжали беззвучно проговаривать слова, будто пробуя их на вкус. Затем он вдруг хватал авторучку и начинал безостановочно писать что-то на бумаге, то и дело перечёркивая написанное. И после этого вновь застывал, вглядываясь в только ему видимую картину в пространстве перед ним. Ещё через несколько минут он вдруг отталкивал листки бумаги, придвигал к себе клавиатуру компьютера и начинал в полном молчании безостановочно стучать пальцами.