Лучшие годы жизни
Шрифт:
– Я с плохими новостями…
Она затаила дыхание, переложила трубку в другую руку. Павел ещё не сказал ничего, но она уже ясно осознала, что речь шла о Полётове. И речь шла о его смерти.
– Что случилось? – переспросила она.
– Юра в морге. Случилась авария, подробностей не знаю. Надо ехать на опознание… – Павел шмыгнул носом и добавил неуверенно: – Только ты не волнуйся.
– Я и не волнуюсь, – дрогнувшим голосом ответила она. – Чего волноваться, когда всё уже случилось. Я понимаю. Он в морге.
– Может, это какая-то ошибка, – начал было Павел.
– Не ошибка. Я чувствую, что не ошибка.
Они
– Это не он, – прошептала она едва различимо.
Однако документы, одежда и даже нижнее бельё – всё свидетельствовало о том, что в морге лежал мёртвый Полётов.
Затем были похороны, а после них потянулись унылые дни одиночества. Татьяна ни с кем не встречалась, к телефону не подходила. Её заполнило тупое безразличие ко всему. Иногда она часами стояла у окна, прижавшись лбом к холодному стеклу, стояла с закрытыми глазами и слушала доносившийся снаружи шум. Иногда подолгу лежала без движений на кровати, а потом вдруг вскакивала и бросалась на стену, колотя по ней кулаками.
– Ложь! Не верю! – кричала она до тех пор, пока силы не оставляли её.
Так минуло десять дней.
***
За окном валил густой снег. Таня сидела на кухне и безучастно смотрела на тяжёлые белые хлопья, мерно сыпавшиеся под жёлтым светом уличного фонаря. Машинально помешивая ложечкой в чашке, она пыталась воскресить в памяти, как они с Юрием гуляли под первым снегом, но вспоминалось только лето, только тепло, только радость. Даже последний год, наполненный только густыми тёмными красками, не вспоминался. Прошлое было окрашено только в светлые тона.
– Юра, зачем мне такая судьба? Почему нет у меня права снова испытать то счастье? – громко спросила она.
На лестничной клетке послышались тихие шаги. Ещё ничего не случилось, но Таня вздрогнула, ощутив знакомое движение за входной дверью.
– Юра? – Она застыла в ожидании. Чайная ложка замерла неподвижно в руке. Тиканье настенных часов сделалось в напряжённой тишине оглушительным. В считанные секунды воздух наэлектризовался и словно сгустился вокруг Татьяны.
В замочной скважине зашебуршал ключ, послышалось металлическое позвякивание. Татьяне стало страшно. В ушах тонко засвистело.
– Юра! – крикнула она и резко встала из-за стола и опрокинула табурет.
В следующее мгновение дверь рывком открылась. Громко прозвучали шаги тяжёлых зимних башмаков. В дверном проёме появилась присыпанная снегом мужская фигура. Освещённая лампой сзади, она тонула в сумраке коридора. Черты лица были неразличимы за высоко поднятым воротником и низко надвинутой меховой шапки.
– Кто это? – Таня отступила на шаг и нащупала рукой край стола, чтобы опереться. У неё ослабли ноги.
Вошедший протянул руку к выключателю и зажёг свет. Это был Полётов.
Таня приложила руки к груди, словно желая унять разошедшееся от волнения сердце, и покачнулась.
– Ты?
– Я. – Полётов внимательно смотрел на неё. На настороженном лице застыло ожидание. – Здравствуй, – произнёс он глухо.
– Ты жив? – глаза Татьяны заблестели радостью и неверием. – Ты живой!
– Да. – Полётов быстро шагнул к ней и обнял. – Прости, что так получилось. Прости, что устроил этот цирк, не предупредив тебя. Но я не мог допустить, чтобы кто-нибудь знал…
– Господи, ты живой! Ты здесь! – она теребила его за воротник, гладила лицо, целовала руки. – У тебя щетина.
– С моей стороны это было бесчеловечно, но я не мог иначе. – Полётов пытался обнимать её, но Таня высвобождалась, отступала, смотрела на него, всё ещё не веря в реальность его присутствия.
– Ты живой! А я и не верила, что ты погиб. Я даже Костякову об этом говорила. Я же видела, что пальцы не твои, руки не твои, – шептала она.
– Какие пальцы?
– У покойника в морге… Который с твоими документами…
– Ты Павлу на это указала? И что он?
– Отмахнулся, сказал, что у меня просто нервы и что моё неверие вполне объяснимо.
– То есть он не усомнился?
– Нет, – Татьяна отодвинулась, разглядывая Юрия. – А разве это не ваш совместно устроенный маскарад? Нет?
– Никто в этом не принимал участия. Никто не знает, что я жив.
– То есть… А я думала… Последние дни я всё время думала об этом и решила, что вы для какой-то надобности инсценировали гибель Полётова…
– Я сам всё сделал. Никто из управления не догадывается…
– Сам? Зачем?
– Чтобы исчезнуть. Чтобы перестать для всех существовать. Для всех!
– Не понимаю.
– Пойдём в комнату, – он быстро прошёл по коридору. – Задёрни шторы.
– Юра, расскажи мне всё по порядку. Зачем ты устроил всё это? И как тебе удалось?
– Удалось легко. В нашей конторе есть хорошо отработанные способы, чтобы проворачивать такие дела. Есть немало людей, которых по разным причинам надо объявить скончавшимися, чтобы спрятать их от общественности и от чужих разведок… Заранее договариваются с милицией о том, чтобы они подобрали какой-нибудь бесхозный труп соответствующего роста и комплекции. В общем, это дело техники… Помнишь, я рассказывал, что у нас сбежал один человек? Но я не сказал тебе, что мне предложили перейти в другое управление, стать нелегалом. Через год-полтора я бы снова выехал за рубеж, то под другим именем и даже с немного изменённой внешностью. Для этого нужно, чтобы Юрий Пролётов перестал существовать. Так с подачи управления меня и посетила эта мысль – исчезнуть… Мы запустили эту машину, начали готовить новые документы, прорабатывать легенду. Теперь у меня на руках есть всё, что нужно для официального существования под новым именем. Комар носа не подточит. Некоторые документы были оформлены с ведома руководства, а некоторые по моей личной инициативе, и вот ими-то я буду пользоваться. Возможностей у меня было много… Юрий Полётов умер. Теперь у меня другая фамилия, другая история жизни…
– Но зачем всё это? Ты же мог просто уволиться!
– Не мог. Юрий Полётов остался бы в этом мире. От него ждали бы новых книг. И вообще… Трудно объяснить это так сразу… Во мне успело столько накопиться за последний год, что в двух словах невозможно выразить всё это.
– А ты не в двух… Юра! Милый мой! Ты понимаешь, что ты наделал?
– Прекрасно понимаю.
– Но ведь это… Противозаконно…
– Я не один год занимался противозаконными действиями. Пусть будет ещё один крохотный незаконный поступок, который никому, кстати, не принесёт вреда, в отличие от многих моих предыдущих дел. Я никого не убил, ничего не украл… Я просто стал свободным…