Лучшие немецкие сказки
Шрифт:
Приплыла к нему камбала и спросила:
– И что же она хочет теперь?
– Ах, – воскликнул старик, – хочет она стать Папой римским!
– Ступай, она уже им стала.
И побрёл Рыбак обратно, а как пришёл, то увидел огромную церковь, окружённую дворцом. В ней было тесно от огромного количества людей; всё было светлым-светло от тысячи огней
– Жена, – промолвил старик и пристально на неё посмотрел, – ты теперь Папа?
– Да, – ответила она, – я теперь Папа, – чуть отойдя, он ещё раз присмотрелся и привиделось ему, что светлый лик солнца стоит перед ним. Полюбовавшись женой какое-то время он промолвил:
– Ах, жена, всё же хорошо вышло, что ты стала Папой, – она сидела в застывшей позе и не жилка не дёрнулась на её окаменевшем лице. Тогда он сказал:
– Теперь радуйся, жена, что ты стала Папой, выше тебе уже никем не стать.
– Об этом я ещё подумаю, – ответила жена. С тем они и пошли спать. Но радости у неё не было, наоборот, не давали ей спать жадность и жажда [власти]; все время думала она, кем же она ещё может стать?
Муж же хорошо и крепко проспал до светла, ведь ему много пришлось побегать днём. Жена же ночью не сомкнула глаз, и ворочалась всю ночь с боку на бок, и все размышлял, кем же она теперь может стать, и больше ни о чем не смогла и помыслить. Между тем забрезжило солнце, и как только увидела она утреннюю красноту неба, то села на кровати прямо и заглянула в неё. И как только она увидела в окно наливающееся солнце, то подумала: ха, а почему не в моей власти позволить вставать Солнцу и Луне?
– Муж, – позвала она и толкнула его локтем в рёбра – вставай, иди к рыбе. Я хочу стать как Господь Бог.
Муж ещё был совсем сонный, но испугался так, что свалился с кровати. Ему показалось, что он ослышался, поэтому, протерев глаза, он переспросил:
– Что ты сказала, жена?
– Муж, – сказала она – я не могу выносить, что я не могу приказать Солнцу и Луне остановиться в небе и у меня не будет ни минуты покоя до тех пор, пока их движения не будут мне подчиняться, – при этом взглянула она на него так злобно, что старика переполнил ужас, – тотчас же иди к нему Я хочу стать Господом Богом!
– Ах, жена! – взмолился старик упав перед ней на колени, – не сможет этого сделать рыба. Императором и папой она смогла тебя сделать, – так умоляю тебя, остепенись, останься папой!
Тут взяла старуху такая злоба, что волосы дыбом на голове стали; и как она закричит:" Я этого не вынесу! Ни секунды боле я этого не вынесу! Пойдёшь ты наконец? " – тут натянул старик портки и выбежал из дома, словно умалишённый.
А снаружи ревел шторм и бушевало так, что старик еле мог передвигать ноги. Деревья и дома стелились к земле, горы дрожали и скальные глыбы катались по морю, а небо было чёрное как смоль, громыхало и полыхало и по морю шли чёрные волны, высокие, словно горы или шпили церквей, и у всех было по белоснежному пенному венцу. И вскричал он, хоть и не смог услышать своих слов:
– Человечек – человекЗовёт тебя весь Божий векИлзебиль, моя женаДругого хочет, нежели я.Приплыла к нему камбала и спросила:
– И что же она хочет теперь?
– Ах, – сказал старик, – захотелось ей стать Господом Богом!
– Ступай туда, она сидит опять в рыбацкой хижине.
Так и сидят они по сей день.
6. Гензель и Гретель
(сказка братьев Гримм)
В одном большом лесу жил да был бедный дровосек со своей женой и двумя детьми: мальчиком по имени Гензель и девочкой Гретель. Жили скромно, но было и немного пожевать, и немного похрустеть, а как подскочили цены в стране, так и на хлеб хватать не стало. И вот лежит вечером дровосек, да думы думает, от беспокойства ворочается, а потом вздохни, да и скажи жене:
– Что же с нами будет? Как же мы прокормим наших бедных детей, если самим-то больше ничего не осталось?
– Знаешь что, муж, – ответила жена, – давай-ка мы завтра ранним утром отведём наших детей в лес, в самую чащу. Там разведём для них огонь и дадим им по куску хлеба, а сами пойдём на работу и оставим их одних. Обратно путь домой они не найдут; так мы от них и избавимся.
– Нет, жена! – запротестовал муж, – я этого не сделаю, у меня рука не поднимется, своих детей, да одних в лесу оставить! Сразу же понабегут же дикие звери и их разорвут!
– Ох, ну и дурак же ты, – возмутилась жена, – тогда мы все четверо вынуждены умирать голодной смертью, а тебе лишь останется строгать доски для гроба, – так и не давала ему покоя, пока он не согласился.
– Но ведь, эти бедные детки, это же моё продолжение, – только и смог возразить бедный дровосек.
А детки в то время глаз от голода не смогли сомкнуть, вот и услышали всё, что их мачеха отцу сказывала. Заплакала Гретель горючими слезами и произнесла:
– Вот, что теперь с нами случится.
– Тише, Гретель, – прошептал Гензель, – не печалься. Я постараюсь нам помочь, – и, как только старшие заснули, встал он со своей постельки, оделся, отворил дверку в сенцы и прокрался наружу. В ярком лунном свете было видно, как блестит тут и там лежащая у дома белая галька, будто бы разбросанные пригоршни золотых. Наклонился Гензель и набрал тех камешков себе столько, сколько в карманы поместилось. Вернулся он обратно и сказал Гретель: " Засыпай спокойно, любимая сестрёнка, будь уверена, Господь нас не оставит," – и снова лёг в свою кровать.
И как только занялся день, но ещё не взошло солнце, пришла жена и разбудила детей: " Поднимайтесь, лежебоки, пойдём в лес собирать хворост." Потом дала она им по кусочку хлеба и наказала: "Это вам на обед; не съешьте раньше, а то потом ничего не получите.". Гретель спрятала хлеб под фартук потому что что у Гензеля была полная сумка камней. А после все вместе держали путь в сторону леса. Долго ли коротко ли шли они, пока не встал как-то Гензель и посмотрел обратно в сторону дома, а через некоторое время ещё и опять и опять. Отец проворчал: