Лучший исторический детектив
Шрифт:
— Пани, я прошу прощения, но мне наказали вам передать, чтоб явилися вы в Управу к одиннадцати часам сего дня.
Хлопчик без запинки и на одном дыхании сказал то, что похоже учил всё утро. Сказал и замер.
— Чего стоишь? — спросила Тина. — Иди и передай, что приду, раз просят.
Хлопчик смутился, кривовато кивнул, втягивая голову в плечи, всунул ей в руку мятую записку, что, скорее всего, должен был отдать прежде, чем скажет речь. Бумага от потной ладошки отсырела и чернила слегка расплылись. Так что прежнего текста нельзя было разобрать. Тина глянула на записку, вздохнула и взяла с буфета вчерашнюю обветренную сдобу и протянула хлопчику.
— Бери. Точно, что с утра и не ел ничего.
Тот благодарно кивнул, улыбнулся щербатыми зубами, выхватил сдобу и торопливо вышел спиной.
К одиннадцати Тина уже стояла в полумраке коридора перед дверью пана Мрозовского. Она отбросила вуальку, нерешительно потянула за ручку двери и заглянула.
— Доброго дня, пан Мрозовский. Вы позволите войти?
— Входите, конечно, пани Кшыся. Давно вас жду. С утра.
— Мне ваш посыльный на одиннадцать передал прийти.
— Что вы говорите?! Но теперь уже поздно разбираться. Хорошо, что вообще пришли, а ему, сорванцу, покажу как важные встречи срывать. А ведь у меня к вам очень важное дело… — Мрозовский, как обычно, начал издалека. — Но вы присаживайтесь. Как бы у нас не получилось долгой беседы.
— А что вам от меня надо? — напрямую спросила Тина, отмечая, как сейчас прогибается перед нею Эдвард Мрозовский.
— Эксгумация Германова. Нам требуется его могилу раскопать, а без вашего разрешения никак нельзя, — ответил Мрозовский, и мило улыбнулся, как будто он сию минуту предложил не раскопать останки её мужа, а всего-то — заказал в храме службу за упокой его души.
Тина побледнела, осунулась с лица, одно веко у неё задёргалось, а после и просто закрылось. Она так и упала на пол с одним открытым глазом.
Мрозовский никогда не любил все эти дамские обмороки. А уж, чтобы приводить в чувства, так всегда избегал этой неприятной миссии. Тина свалилась со стула как мешок с картошкой, а теперь лежала перед его столом. Стул валялся здесь же.
— Всё мне от вас одни неприятности, — тихо сказал Мрозовский, обеспокоенно поглядывая в открытый глаз Тины, и поднял стул.
Он вышел из-за стола, обошёл лежащую Тину, выглянул в окно и снова вернулся к Тине. Та лежала, не шевелясь и не подавая никаких признаков жизни. Мрозовский занервничал, постучал пальцами по столешнице и громко покашлял.
«Почему я вынужден приводить в чувства эту дамочку в своём кабинете? Как зыркать на меня, когда я за нею ухаживать пытался, так это пожалуйста, а как без чувств падать, так… Во-о-от! Нету у этой дамочки чувств! Точно нету!» — думал Мрозовский, стоя над Тиной и уперев руки в бока.
У Мрозовского жива была ещё обида на Тину, когда он, задрав ей юбки, пытался добиться желаемого. Тот случай не однажды им вспоминался, вызывая самую настоящую обиду. Ведь сам-то Мрозовский не имел ввиду ничего дурного, а всего лишь уединиться с приятной дамой, которой тогда так требовалась его помощь. А теперь как раз всё и наоборот: ему самому требовалась услуга от Тины. И он даже грешным делом подумал, а может закрыть кабинетик-то, да и под юбки нырнуть? Вот ведь она, лежит тут вся готовая, бери — не хочу.
Мрозовский подумал, что лучше дождаться, когда она в себя придёт, потому как эта дамочка и по морде может съездить — дорого не возьмёт. Он ещё недолго посмотрел на неё, утвердился в мысли, что эта Германова выглядит как настоящая пани, с нею можно и в оперный театр, и на приёмы разные. С такой спутницей он бы недурно смотрелся. Мрозовский налил из графина воды, набрал полный рот и разбрызгал всю её на Тину.
Тина тихонько застонала, зажмурилась и потёрла ушибленную от падения голову. Она открыла глаза и просто в упор посмотрела на Мрозовского. Тот, молча, протянул ей руку, помог подняться и сесть на стул. Тина села, одной рукой держась за голову, а второй отряхнула шуршащий шёлк юбок. Перед глазами у неё всё было расплывчато и даже пан сыщик напоминал привидение.
— Можно мне воды? — прошептала она.
— Конечно, пани Германова, — Мрозовский улыбался и заглядывал ей в глаза, как ни в чём не бывало.
Пока Тина жадно пила, в голову Мрозовского приходили разные мысли: «Что так испугало её? А, может быть, она боялась увидеть останки в гробу, ведь кто-то там мог быть, ибо говорили, что гроб был довольно тяжелым; а может наоборот, боится увидеть, что там кирпичи, позора и разговоров в маленьком городе не оберешься. Стоп! Кирпичи! Говорили, что гроб тяжелый, но там могли быть и не кирпичи. Раз уж Германов от могилы почти не отходит, значит, караулит её. Но не кирпичи же он там караулит, в самом деле».
— Вы, пани Германова, просили меня о бумаге на опекунство девочки? — излишне любезно спросил Мрозовский и напомнил: — Дочки Пасечника, что сидит по делу о гробокопателях.
— Просила, — ответила Тина. Она почувствовала женским чутьём, что сейчас он предложит ей обмен: одну бумагу на другую. И тот час же решила, что для неё очень неплохо, если Германова станут искать. Ведь в гробу-то его нету.
— Так я бы вам предложил равноценный обмен, — Мрозовский широко улыбался, потирая руки. — Я вам сейчас бумагу справлю, а вы мне подпишите документ, что не против эксгумации.
Мрозовский, как фокусник, извлёк из верхнего ящика стола папку на завязках, в которой лежали документы на опекунство. Он любил почувствовать себя добросердечным, да и, что скрывать, очень рассчитывал получить взаимность строптивой пани. Он всё равно собирался лично отнести их Христине в ателье, но раз уж такой случай представился…
Тина сразу поверила, что в папке те самые бумаги, что так нужны ей. И что с того, что этот пан Мрозовский такой безбожник и ничего у него святого нету. Но ведь сделал ей эти бумаги, вон и в папочку какую важную сложил. Тина подумала, что надо бы купить у пана Марека вырезку молодого кабанчика, запечь, да пригласить Мрозовского отобедать, в знак благодарности. А лучше курочку, чтоб кошерно, как того его религия требует. Вдруг от кабанчика откажется…
— Давайте вашу бумагу, — закивала Тина. — Я подпишу.
— И вы не забоитесь на останки мужа смотреть? — удивлённо спросил Мрозовский.
— А надо будет смотреть? — растерялась Тина.
— Конечно. Там ваше присутствие потребуется.
Тина замялась, вдохнула поглубже и ответила:
— Хорошо. Если это надо, то я буду присутствовать.
Мрозовский отдал Христине папку сразу же после того, как она поставила свою аккуратную подпись под согласии на эксгумацию. Они быстро раскланялись — каждый остался доволен полученной бумагой. Тина предложила как-нибудь прийти угоститься обедом, Мрозовский согласился, на том и разошлись.