Лучший исторический детектив
Шрифт:
«Паучиха так просто не отцепится. Теперь ещё и сыщик этот, Мрозовский, ходит рядом, вынюхивает. А документы, что Зеленский перед смертью оставил, надо бы припрятать — мало ли что… Лучше снести всё к аптекарю, уж он-то точно спрячет. Знает собака, чьё сало съел. А с Рузей мы на автомобиле доберёмся до Кракова, а там уж и до Закопане совсем близко, — Гольдман крутил элегантный руль авто и строил планы, — Там можно будет пожениться и вернуться домой».
Он решил, что уехать сейчас будет как раз то, что нужно.
«Horch» нёсся по просёлочной дороге, двигатель глухо рычал, облако пыли вилось позади подобно праздничному шлейфу; Гольдман был невозможно счастлив: его рука лежала на Рузином бедре, как верный знак близости и доверительного отношения женщины; соломенная шляпка, что он презентовал еще утром, скрывала глаза Рузи, делая её еще более загадочной. Гольдман поглядывал в квадратный вырез её платья, подмечая, как мелко подрагивает высокая грудь. Он улыбался и громко пел какую-то незамысловатую немецкую песенку, услышанную однажды на ярмарке.
Утром следующего дня Гольдман ехал во Львов. Он спешил, потому что была пятница, и если не застанет Мацея, уже вечером тот и деньги с земли не поднимет. Аптекарь был ортодоксален до зубовного скрежета: принимал Тору всерьёз, носил бороду и пейсы, цитировал Талмуд. Мацей Зинткевич носил широкополую чёрную шляпу, под которой всегда была бархатная кипа, плоская, сшитая из клиньев и с золотой нитью по краю. В субботу и в праздники Мацей обязательно надевал талес, поверх него жилет. Так вот, этот самый Мацей Зинткевич, владелец аптеки «Под венгерской короной», готовил для Зеленского нужные лекарства, а также смешивал яды. Последние использовались для лечения, но в редких случаях Зинткевич выполнял индивидуальный заказ и нарушал пропорции. Делалось это только для проверенных людей. Проверенным считался Рафик Гольдман. Именно поэтому Рафик и попался на крючок к Розе Зеленской. Он имел неосторожность выполнить просьбу Зеленского — взять записку, в которой указывались пропорции и отвезти Зинткевичу заказ. Аптекарь спокойно озвучил сумму, Рафик согласился, поскольку не знал стоимость наверняка. Выложив немалые деньги, он привёз пузырёк из матового стекла Зеленскому, получил расчёт и решил, что дело закрыто, покуда Розочка Зеленская не позвала его однажды на чай и не сообщила в конфиденциальной обстановке:
— Рафик, я очень уважаю вас, как нотариуса. Вы отличный специалист и наша семья нуждается в ваших услугах, — она пододвинула бумаги и попросила заверить их.
Гольдману было достаточно даже беглого взгляда, чтобы понять: дело пахнет судом и позором.
— Я, к моему сожалению, не смогу вам помочь, пани Роза…
— К вашему сожалению, пан Гольдман, вы не можете отказаться.
И она напомнила о флаконе с ядом.
В первый раз Рафик трясся весь день, потом до полночи наливался в кнайпе «Золотой дукат» пивом, а утром нёс к Зеленским заверенные документы.
Роза пригласила его на утренний кофе и с холодной улыбкой испытывала Гольдмана глубоким взглядом тёмных глаз. Гольдман вертелся как ужик, обжигался горячим кофе, а потом извинялся и спешил уйти. Фани об этих делах не знала ничего, да и сам Гольдман считал эти пугающие визиты дурным сном, стараясь забыть обо всём как можно скорее.
Дом на площади Бернардинской, где расположилась аптека «Под венгерской короной», утопал в листве старых каштанов. Гольдман заглушил двигатель автомобиля и открыл тяжёлую дубовую дверь. Массивная кованая ручка удобно легла в руку, отдавая скопленную за ночь прохладу. Он прошёл в полутёмный аптечный зал, сквозь густую листву каштанов и узкие окна проникал слабый свет, непривычные запахи окружали, забираясь в нос и под одежду. Гольдман сморщил лицо, представляя, что снова пропахнет аптекой. Вдоль стен стояли высокие шкафы с многочисленными выдвижными ящиками, каждый из которых имел белую эмалированную табличку с указанием содержимого на латинском языке.
— Доброго утра, пан Гольдман, — сухой голос Мацея Зинткевича отвлёк Гольдмана от созерцания латинских букв. — Что-то вы ко мне безо всякого предупреждения явились. Случилось что?
Аптекарь склонил голову набок и подозрительно сощурил маленькие глазки за тонкими дымчатыми стёклами очков.
— Пока что ничего не случилось, но всё может произойти. Я к вам по делу, пан Зинткевич.
— Тогда проходите, любезный, раз уж всё так серьёзно, как вы здесь рассказываете.
— Вы же знаете, я бы не посмел, если бы…
Аптекарь одним жестом руки остановил Гольдмана, который уже собирался всевозможно аргументировать свой приезд.
— Идёмте со мной, подальше и от греха, и от посторонних глаз. — Тощий аптекарь открыл неприметную дверь и засеменил впереди, ежесекундно оборачиваясь и указывая путь, чтобы гость не успел ощутить себя в средневековье на фоне стоящих вдоль стен механизмов то ли для производства лекарств, то ли для пыток.
Наконец они пришли в маленькую, похожую на келью, комнатушку без окон.
— Здесь нам никто не помешает. Говорите.
Зинткевич так пытливо вглядывался в лицо Гольдмана, что, казалось, он хочет прочитать все сокровенные мысли, и даже те, о которых не всегда говорят священнику. Гольдман занервничал и резким движением протянул Зинткевичу пакет из плотной почтовой бумаги.
— Возьмите.
Зинткевич спрятал обе руки за спиной, по-птичьи склонив голову набок, спросил:
— Пан Гольдман, вы теперь подрабатываете разносчиком бандеролей?
— Пан Зинткевич, мне сейчас не смешно, и попрошу вас не ехидничать так от души. Давайте ограничимся деловыми отношениями. Здесь документы, которые я прошу вас спрятать на неопределённое время. Возможно, через месяц, другой я их заберу, а возможно это случится гораздо позже.
Аптекарь хмыкнул, всунул руки в карманы халата, посмотрел под ноги и спросил:
— На какое вознаграждение я смогу рассчитывать за эту услугу? Заметьте, что я не спрашиваю, что в этом пакете, и какого рода документы там лежат.
— Заметьте, пан Зинткевич, что вы не только об этом не спрашивали, — разделяя каждое слово, произнёс Гольдман. — Вы так же не спрашивали о том, кого собирались лечить теми ядами, что вы многократно готовили.
Аптекарь весь вскинулся, вытянулся стрункой, часто задышал и одновременно глупо улыбнулся.
— Пан Гольдман, ну что же мы как малые дети? Конечно, давайте сюда ваш пакет, я сохраню его для вас. Сколько вы говорите хранить? Месяц, два? — Гольдман ответил многозначительным молчанием. — Ой, ну не молчите так на меня! Сохраню я ваш пакет сколько надо будет. Можете считать, что здесь лично для вас открыто отделение швейцарского банка. Вам какой банк больше нравится? Базлер банк-ферайн или Анкер Банк, что недавно открылся в Цюрихе?
Гольдман вышел на улицу со странным чувством, что во всём этом есть какой-то подвох: либо аптекарь обманет и не вернёт документы, либо случится ещё что-то, что помешает получить их обратно. Во всяком случае, документы в надёжном месте и теперь можно спокойно ехать с Рузей в Закопане.