Лучший полицейский детектив

Моргунов Владимир

Дина посмотрела на головку ребенка. Кукольная маленькая, с длинными черными волосами, с синими глазами… Врач осторожно ощупала голову.

— Сейчас вскрою, но думаю, что голова интактна. В смысле — цела.

Гнатенко вздохнула. Дальше оттягивать неприятный момент было невозможно. Она принялась исследовать то, что представлялось возможным. Участковый присел рядом с лаборантом за письменный стол и старался не смотреть на судебно-медицинские манипуляции с исследуемым телом.

— Василь Иванович, голова таки цела. Хотите взглянуть? — позвала старшину Дина.

— Нет, я Вам полностью доверяю, Диналексеевна, —

ответил скороговоркой участковый, мечтавший, чтобы вся эта процедура быстрей прекратилась. Когда он опрометчиво согласился работать участковым, то совсем не предусмотрел того, что люди на участке неизбежно будут умирать. И как следствие этого — что ему придется сталкиваться с проявлениями смерти — снимать висельников из петли, выписывать направления на вскрытия, транспортировать тела в экспертизу, а иногда — и присутствовать на вскрытиях. И такие профессиональные моменты очень портили ему настроение. А если честно, то даже — пугали его. Сама мысль о неизбежном прекращении существования приводила его в ступор. И он искренне недоумевал, как эксперты могут так спокойно относиться к этому вопросу. Он даже как-то спрашивал их об этом. Муслий ответил, что нечего заморачиваться и думать о своих ощущениях после смерти. А Дина успокоила его тем, что они перейдут на качественно другой уровень и все!

— Как это? — не понял участковый.

— Вы знаете о внутриутробном развитии? Что еще не рожденный ребенок, находясь в теле матери уже слышит музыку, ощущает ее сердцебиение, реагирует на него?

— Слышал.

— И какой мы можем сделать вывод из этого?

— Что он был жив до рождения?

— Да. Но тогда он еще не имел тела, приспособленного для нашей внешней среды. И оно постоянно росло и менялось до самого рождения. Но сущность будущего новорожденного не думала о том, что с ней случится после рождения. Это как в анекдоте о близнецах, спорящих в утробе матери. Один говорит: «Как ты думаешь — есть ли жизнь после рождения? Я в это не верю!». А другой отвечает: «Я не знаю. Поживем — увидим!». И оказывается, что второй близнец прав. Они видят, что жизнь существует! Так и после смерти, мы окажемся в другой ипостаси. А что за ней? Умрем, а там видно будет.

— Ага! Но ведь внутри матери мы все живые! Сердце-то у нас бьется там? А после смерти мы будем мертвые?!

— Правильно. Тело умрет. А дух жизни высвободится! Об этом даже в Библии сказано, что дух после смерти возвратится к Создателю.

— А что дальше?

— А дальше будет то, что Он захочет. В той же Библии говорится о том, что мертвые воскреснут во Христе.

— То есть духовно?

— Наверное — да.

— А тело как же?

— Кстати, в Священном Писании говорится о том, что тело дастся такое, какое захочет Создатель. То есть, не обязательно, что такое же, как сейчас. Но внутренняя сущность будет та же. Поэтому, не надо уж так бояться смерти.

— А чего же Вы все плачете на похоронах, если — ничего страшного нет?

— Но для нас же, пока мы тоже не умрем, это великая потеря — не видеть в этом теле любимых людей. До встречи в новой сущности может пройти очень много времени. И мы лишены возможности общаться с дорогими людьми. Поэтому, сейчас, для

нас смерть близких — страшное горе…

Дина слегка успокоила Иваныча, но не до конца. А сейчас, увидев искалеченное тельце младенца, участковый сокрушался, что бедное дитя перешло на новый уровень, миновав самую прекрасную стадию.

— Ну что ж, подведем итог. Все, что могла взять — взяла. Пока новостей нет. Придется вам следственным путем стараться.

Дина тяжело вздохнула и осторожно, словно боясь навредить, обвернула тело девочки пеленкой.

— Она такая красивенькая… Какой бы она могла вырасти? Точно, что — красивой и потом. Наверное, была бы умной. Могла стать ученой или учителем… У нее такие изящные пальчики, милое личико… Может, стала бы знаменитой балериной или известной писательницей…

— Ой, с такими родителями — вряд ли, Дина Алексеевна. Могла и отсталой двоечницей остаться, — возразил старшина.

— Но теоретически могла?

— Теоретически…

— Знаете, у меня есть такая теория — каждый человек в момент рождения представляет собой нераскрытую Вселенную. Некоторые со временем раскрывают ее в себе, деклассированные элементы — не раскрывают. Но это — уже их жизненный выбор. Но у каждого человека есть сумасшедший потенциал. Все зависит от него самого.

— А как же жизненные обстоятельства?

— Согласитесь, что если человек живет не на необитаемом острове, он найдет пути изменения жизни!

— Дин Алексевна! До Вас прокурор приехал. Вы скоро? — крикнула с порога тетя Лиля.

— Уже иду.

Гнатенко аккуратно поместила кусочки головного мозга и кожи из мест разреза и отчленения в баночку с раствором формалина, следы крови — для определения группы крови судебным биологам.

— Извините, что задержала Вас, — обратилась она к прокурору, когда вернулась в кабинет приема.

— Ничего, мне всякий раз интересно побывать в вашем учреждении. Все время узнаю что-то новое.

Этот прокурор, год назад сменивший прежнего самодура, был полной противоположностью своего предшественника. Умный, образованный и тактичный, он стал бесценной удачей для их района. С ним всегда было приятно общаться и просто решать рабочие вопросы.

— Так как силовое руководство нашего района написало на Вас представление и пожелания к Вашему руководству в отношении Вас, а оно не выполнило их — мы решили сами исправить положение. Дорогая Дина Алексеевна, разрешите от себя лично, и от всей нашей структуры…

— И от нашей, — вмешался, улыбаясь, Муслий.

— … и от всей вашей структуры поблагодарить за тот бесценный вклад, который Вы внесли в расследование дела Гольдмана, Ковальчук, Нечипоренко, Николаевой, и премировать!

Прокурор достал из изящного футляра золотые часики с памятной гравировкой и надел Дине на руку. Они с Муслием помнили, что Гнатенко тонкокостная, и переживали, чтобы браслет не оказался очень большим. Но у Валеры был хороший глазомер. Прокурор тоже возмутился решением Начальника областного бюро в отношении Дины, и решил внести личный вклад в исправление несправедливости. Поэтому он лично от себя отдал Валере половину стоимости этого подарка. Таким образом, от истраченной премии, у Муслия совершенно неожиданно осталась сдача, которую он теперь мог потратить на себя.