Luftwaffe-льники. Часть 3
Шрифт:
Пока мы препирались и я начал постепенно сдаваться, глубоко в душе понимая, что «процесс моего лечения» давно перешел за грань управляемого, мигнул свет в спальном помещении. Это был сигнал дневального о прибытии в расположении роты дежурного офицера.
Продолжая дожевывать кусок сала с луком, Витя авторитетно промычал.
– Санек, ложись и спи. Я сам все быстренько уберу, будь спок!
Остатки хлеба, сала, лука и непочатая бутылка «беленькой» скрылись в недрах прикроватной тумбочки. Я «принял горизонталь», а Витя заботливо прикрыл мою тушку вторым матрасом, выданным для согрева.
Затем схватил пустую бутылку и громыхая сапогами в ночной тишине… по шесть подковок на каждом, пижон!!!… хаотично заметался по спальному помещению.
Бежать в туалет к мусорному баку было поздно. Монотонное бубнение дневального, докладывающего об отсутствии происшествий дежурному офицеру, неумолимо приближалось. Виктор метнулся к окну.
Внезапно в звенящей ночной тиши раздался душераздирающий треск разрываемой бумаги. Это Витя рывком открыл одну створку форточки. Зима, знаете ли, окна тщательно заклеивались. То, что створок – две: одна внешняя, другая внутренняя – Копыто как-то запамятовал. Далее последовал профессиональный замах рукой… правда, уже левой и…
Предчувствуя непоправимое, я зажмурился.
Бог Витю любил! Бутылка попала в створку фрамуги. Почему-то не разбившись, она с грохотом упала между створок окна.
Раздался еще более душераздирающий треск рвушейся бумаги. Витя рывком открыл всю створку огромного окна и схватил непослушную бутылку.
Опять последовал профессионально отточенный, практически коронный замах рукой и Витя отправил стеклотару в форточку. Причем, в ее закрытую часть. здец, приехали!
Под звон бьющегося стекла, бутылка скрылась в ночной темноте, глубоко зарывшись в сугробе. Кстати, мы ее потом нашли в мае, когда снег стаял.
Невозмутимый Копыто успел закрыть внутреннюю створку окна на два шпингалета и метнул нескладное тельце в ближайшую свободную койку, на лету укрываясь одеялом. Лишь скрипнули пружины, как по спальному помещению заскользил луч фонаря дежурного офицера.
На дворе была перестройка, ускорение и яростная борьба с любым проявлением пьянства и алкоголизма. За легкий запах спиртного вышибали из армии, не задумываясь и не учитывая годы безупречной выслуги. Пинком под зад! Без пенсии!!! А сломать об колено жизнь двоим курсантам?! Да запросто. Но, Бог Витю любил!!!!! Возмездие за злостное нарушение воинской дисциплины в ту ночь прошло мимо.. Невероятно, но факт. Пронесло!
Утром 24 февраля к нестерпимой боли в горле прибавилась головная боль. Ежики в горле активизировались и устроили необузданные брачные игрища, переслившись в мозг. Жить не хотелось.
– Сань, сейчас поправимся.
Копыто опять склонился над моим неподвижным телом, как образцовая курица-несушка над желторотым цыпленком.
– У нас еще бутылочка завалялась. А клин клином вышибают. Да и горлышко пополоскать тебе надоть. Лучше нет лекарства! Не сыщешь, говорю, лучше! К бабке не ходи.
– Витя, пропади где-нибудь, сделай милость!
Бесполезно. Словно гигантское членистоногое, Витя неестественным образом сложился вдвое и полез в свою тумбочку. Раздался характерный звук и по спальному помещению потянуло назойливым запахом водки.
– Копыто!
Этот вкрадчиво ласковый голос заставил меня инстинктивно вздрогнуть и накрыться одеялом-матрасом с головой. Мама, почему я не умер вчера?! Ну, все, налетели! Теперь, точно, выгонят!
– Копыто, что ты там делаешь?
В центральном коридоре казармы напротив нашего спального помещения стоял Пиночет. Комментарии излишни, этот военный был лишен сострадания и жалости. Чего там, он был лишен всего человеческого. Боевая машина, запрограммированная Общевоинскими Уставами Вооруженных Сил СССР.
Витя мгновенно вытащил из недр тумбочки белобрысую голову, напоминающую ершик для чистки унитаза. Загипнотизированный взглядом полковника, Копыто начал лепить полную хрень вперемешку с правдой маткой.
– Я, товарищ полковник, Симонова лечу. У него перпендикулярная вагина… ангина в смысле. Перпедикулярная ангина, точно. Горло раздирается на части, парень просто загибается. И температура бешеная. Вон он! Под одеялом, то есть под матрасом валяется.
– Ну и чем же ты его лечишь, Айболит хренов?!
– Водкой, товарищ полковник. Лучше компресса не придумаешь, согревает очень хорошо. А если в рот набрать побольше, да пополоскать от души – совсем чудненько! Но выплевывать нельзя. . . эффект будет лучше… глотать желательно…
– Водкой?! Ха-ха-ха!
Комбат решил, что курсант Копыто сошел с ума или шутит откровенно подобострастно. А ему, полковнику, очень лестно, когда его подчиненные не только обделываются при появлении «великого и могучего», «ужасного и справедливого», но и шутить, временами, изволят. Но, в меру. Самую малость. А великим быть, ой, как приятно!
Довольно похохатывающий комбат, двинулся в сторону кабинета командира 4-й роты капитана Хорошевского.
Когда Витя приблизился ко мне со стаканом водки, наполненным до самых краев, я не стал ничего говорить, что я о нем, редкостном говнюке, думаю. Я молча выпил содержимое стакана до последней капли.
Перед тем как проглотить обжигающую жидкость, я тщательно и очень старательно прополоскал воспаленное горло. Смачно побулькав водкой, я сразу заснул глубоким и спокойным сном выздоравливающего.
До моего материалистического разума, воспитанного в советской школе на принципах убежденного атеизма, внезапно дошло… что плохого со мной не случится, пока рядом Витя Копыто. Я понял! Да что там понял?! Каждой клеткой своего мозга осознал, что Бог Витю любит! Не знаю за что, но любит искренне. Возможно, как свое не очень гармоничное и не совсем правильное творение?! А слабых и немощных, убогих и дурных, сирых и чудных, из покон веков народная молва зовет «божьими людьми». Наверно, не зря?!