Луганское направление
Шрифт:
В тот приезд собрал всю ненужную детскую одежду. На вопрос «зачем?» — ответил: «Под Дебальцево есть места в поселках, где дети буквально голые, а уж близко зима». Потом, помолчав, рассказал:
— У нас там дети…. хлеба просили…. Я просто смотреть на это спокойно не могу. Мы с пацанами пытались поддержать их — сухпайками, хлебом, всем, чем могли. Разорвешь, дашь одному краюху, а он не ест — бежит к матери, сестрам, другой ребятне, к ним прибившейся, и делиться там со всеми пытается. Мы им все своё поотдали. А как иначе?! У наших мужиков слёзы на глазах. Как на это смотреть можно?!
На фронте, под Дебальцево, Погорелова
— Мне, старому, тяжело воевать. Не могу смотреть, как, считай, Витькины одногодки под пули подставляются. Душа болит за пацанов. Вот я-то, к примеру, пожил, а им ведь жить и жить. У меня-то семья, дети, внук… а они мальчишки 18–19 лет, мне их жалко, — как-то поделился с Викой Иваныч.
— Однажды под обстрелом вытянул из под завала парнишку с роты. Того привалило во время обстрела. Пацанёнку, как Витьке нашему, ну восемнадцать-девятнадцать не больше, а он туда же — воевать пошел…. Ну, как мог, дотащил его до окопа. Еле-еле его откачали, привели в чувство. Отправили в больницу в Луганск, — рассказывал он.
Да и Вика помнит этого парня, навещала его потом вместе с папой.
Тем временем пришло время решать судьбу Виктории. Как-то вечером, выйдя покурить, Иваныч о чем-то громко заспорил с её женихом. А вернувшись, вдруг, неожиданно благословил их будущий брак. Вика только посмеялась: «А меня вы спросили, поженив за перекур на дворике?». Тогда все смеялись. Да вот только на быструю фронтовую свадьбу Иваныч так и не попал — со службы не отпустили, а дома перенести торжество не смогли. А ведь грозился-то как: «Эх, Виконька моя! Уж на твоей-то свадьбе я неделю гулять буду!»
В январе Иваныч несколько раз побывал дома. После Дебальцевских боев он заметно сдал: изменился в лице, потускнел его некогда живой взгляд. Теперь это заметно даже по его последней фотографии на служебное удостоверение. Дочь пыталась добиться: что с ним случилось, что его ломит изнутри, что же он такое увидел? Ответ поразил. Казалось, звучит речь другого человека. Виктория утверждает, что её отец раньше так никогда не разговаривал.
— Вика! Я видел многое в жизни, но там против нас нелюди. Там пекло. Ад. Не поймешь, кто куда стреляет. Под мёртвыми телами могут находиться живые. Живые и мертвые, в одном окопе. В одной воронке…, - сокрушался он.
— Мы понимали, что там происходят ожесточённые бои, но не представляли насколько страшные, — рассказывает сегодня Виктория.
Семья была против его возвращения на фронт, пытались отговорить, приводили доводы про возраст и утихание боев, даже ругались, но куда уж там.
— Мне совесть не позволит и сна не будет, если я останусь, а пацаны там за меня воюют, — отвечал Иваныч.
Виктория считает, что у него, скорее всего, было предчувствие, что он погибнет: «25 января он с нами как будто прощался. Хотел увидеть всех и меня и внука. Взгляд не тот, потухший, да и глаза все время отводил. Словно боялся заплакать при мне. Он уже знал, на что идёт», — рассказывает дочь.
— Большую часть времени в тот раз провёл с внуком. А потом Ромка у меня спрашивал, а чего это дедушка с нами прощается? Я спрашиваю сына: «А что он тебе говорил-то?» Дедушка, говорит, просил прощения и просил меня не помнить плохого, — вспоминает она.
Последний раз семья увидела отца 25 января 2015-го. Следом пришла трагическая весть.
Вот, что рассказывает Вика со слов сослуживца: «Вечером воскресенья 1-го февраля, рядом ударил снаряд. Осколком Иванычу отрубило голову и кисть руки. Видимо перед взрывом инстинктивно прикрылся. Погиб на месте. Сразу наповал. Не мучился».
Сын Ваня с 30 числа стал плохо спать, всё звал папу. Семья до последнего надеялась, что это ошибка. Тем страшнее была открывшаяся правда. Из-за тяжелых боёв тело привезли только 10 февраля. 14-го Александра Ивановича похоронили в закрытом гробу рядом с его отцом в поселке им. Тельмана. На похоронах сослуживцы рассказывали, что Погорелов успел многим людям спасти жизнь.
Разведрота серьезно помогла с похоронами, поддерживала семью продуктами. Это помогало выжить, но не перенести утрату. Мама на неделю впала в беспамятство. Все тяготы легли на Викторию. Дети очень тяжело перенесли трагедию. Сыну Ванечке начали сниться кошмары: «Мой папа воевал, шел на большой и опасный танк, а потом прилетела большая-пребольшая мина и отрезала папе голову вместе с рукой». Так детское воображение отреагировало на неосторожный рассказ подвыпившего на поминках родственника. Для внука родные придумали сказочку, но тоже не очень помогло — четырехлетний Рома перестал говорить.
Однако Иваныч ушел не просто так. Да, он не увидел свадьбы дочери. Не обнимет сходящую с ума жену. Не соберет портфель внуку. Но сына он все же вырастить успел.
Через несколько дней после похорон девятнадцатилетний Виктор Погорелов был зачислен добровольцем во 2-ю разведроту отдельного разведывательного батальона Корпуса Народной милиции ЛНР.
Спасение одной Ольги
Непривычная урбанизированная планировка светлых, совсем не больничных, коротких коридоров. Везде стерильная чистота, бросающаяся в глаза новизна обстановки «с иголочки» и какой-то совершенно не вяжущийся с медицинским заведением детсадовский уют. Однако мы в больнице, на территории медицинской гордости Луганщины — Республиканского перинатального центра.
Перед входом — обязательный обряд переодевания: бахилы, накидка, шапочка. Марлевую повязку, посовещавшись, врачи нам милостиво разрешили не надевать. Идем проведывать Ольгу Борисову. Ту самую двадцатидвухлетнюю беременную женщину, ставшую жертвой бесчеловечности киевских силовиков.
За жизнь Оли и её еще нерожденного ребенка две недели самоотверженно бились врачи Луганской Республиканской клинической больницы — реаниматологи, нейрохирурги, анестезиологи и акушеры-гинекологи. Девчонку, вопреки всем негативным прогнозам, вытянули. Спасли и плод.
Вот мы и в палате. По-деревенски смущенная улыбка, аккуратные ненакрашенные ноготочки, теребящие угол одеяла, и заметный даже под покрывалом округлый животик. Обычная поселковая девчонка, таких тысячи в богатом на студентов Луганске. Все ничего, если бы не взрослый взгляд серых глаз. Да страшный, незаживший еще полукруглый шрам под широкой йодовой полосой, охватывающий правую часть головы. Видно, что часть черепной кости отсутствует.
Рядом с кроватью стоит мама Татьяна. Сложно представить, что пережила эта женщина, дотащившая в конце своих мытарств свою «деточку» до больницы.