Луи де Фюнес: Не говорите обо мне слишком много, дети мои!
Шрифт:
Одна из самых трудных сцен в «Большом ресторане» происходит за столиком немцев. В сценарии Септим должен был просто произносить названия французских блюд с немецким акцентом. Но для Луи этого недостаточно, он считает это банальным и лишенным комического эффекта. А ведь он сам принимал участие в написании сценария, хотя теперь упрекает Жака Бенара: тот, мол, слишком строго следует ему, надо найти что-то другое. «Нет, так не годится, это не смешно!»
К вящему огорчению режиссера, он усаживается в свое кресло, и съемка прерывается. Вспоминая минуты, когда он так замыкался, некоторые называли его занудой.
— Известно, что успех фильма зависит от меня. Если он провалится, всё свалят на меня. Публика ждет чего-то иного, чем простой трюк! Она приходит, чтобы посмеяться!
Отец ищет совершенства, то есть того, чего меньше всего ожидают от комического актера, от забавника. Впрочем, одно его имя уже обеспечивает успех фильму… Сегодня у него плохое настроение. Помалкивает.
Солнечные очки скрывают глаза, но я догадываюсь, какое беспокойство в них: ему явно все надоело!
Никто не способен поколебать его решение. Жаку так и не удается убедить его снять сцену. Возвращаясь домой, мы чувствуем себя провалившимися на экзамене. Настроение у него — хуже некуда! Он хочет, чтобы я разделил его поражение. «Все пропало! Мы снимем жалкий фильм. Просто ужасно, когда не хватает выдумки!»
Он быстро приходит в отчаяние, но вечер, проведенный в семье, и хороший сон помогают ему справиться со своими страхами. На другой день он снова в прекрасной форме.
— Мне еще вчера пришла в голову отличная мысль, но я не хотел ею делиться с ними. Было бы слишком просто услышать: «Луи, у тебя есть идея? Потрясающе!» Еще бы! Пусть лучше сами потрудятся!.. Вот что я придумал. Во время чтения меню по-немецки на моем лице с помощью тени появляются гитлеровские усики.
Оператору потребуется меньше часа, чтобы выполнить этот трюк, и сцена снимается одним дублем. Луи снова полон уверенности. Он понимает, что, наверное, слишком требователен, и говорит, что его припадок пессимизма никак не связан с режиссурой.
— В конце концов, фильм неплохо выстроен. Жак снимает его так, как считает нужным, и он прав. Но если я привнесу еще несколько идей, он будет иметь полный успех.
Мне кажется, что, именно впадая в панику, он отказывается от всякого обсуждения. Это происходит всякий раз, когда он устает. Некоторым режиссерам, например Жану Жиро и особенно Жерару Ури, удавалось его успокоить. Последний очень метко анализировал эту хрупкость отцовского характера. А главным для него было присутствие мамы на съемках. Она всегда помогала ему превзойти себя.
Теперь надо приступить к репетиции балета: Септим учит свой персонал поведению и манерам. Колетт Броссе берется за хореографию и заставляет всех работать в полную силу. Чтобы балет выглядел идеально, Луи еще добрый час отрабатывает свои па.
— Раз, два, три и раз… Нет, не так, начнем сызнова!
Домой он возвращается без сил, но довольный.
— Нам хорошо работается с Колетт, кроме шуток! Надо, чтобы все было отлажено так же, как в «Вестсайдской истории».
Он хорошо разбирается в музыке и танце, считая их необходимыми.
— Ритм фильма имеет важное значение. При малейшей потере ритма зритель сразу ощутит это и начнет думать о своей плохо припаркованной машине или о налогах!
После трех дней репетиций он еще недоволен результатом. Уже много лучше, но надо еще постараться. «Раз, два, три и раз… Вот теперь куда лучше!»
Он
— Я должен танцевать так же хорошо, как еврейские танцоры. Комический эффект создается не нелепостью танца, а как раз наоборот!
Точно так же в фильме «Человек-оркестр», добиваясь, чтобы его игра выглядела убедительно, он репетировал с очень требовательным английским хореографом.
В эту пятницу нам потребовалось больше двух часов, чтобы добраться до нашего деревенского дома в Сен-Клер-сюр-Эпт, хотя он всего лишь в шестидесяти километрах от Парижа. Сидя за рулем своей «ДС-19», Луи нервничает:
— Погляди на этого лихача, он хочет занять место в нашем ряду, и в результате возникнет затор!.. Мы стоим, а у меня мало бензина! Сам увидишь, нам не избежать аварии! Ничего не поделаешь, поездка займет восемь часов!
Но по прибытии на место он чувствует себя лучше и больше не думает о лихачах на дороге. Дом пропитан сыростью даже летом, поэтому отец решает затопить камин. Уже приготовлены грелки, чтобы согреть наши постели. Мама готовит импровизированный ужин, и отец, взяв фонарик, отправляется срезать несколько пахучих травок для салата, а также принести красивую розу на стол. Большой букет появится завтра. После этого он робко усаживается за стол, как ребенок, не уверенный, что правильно сделал уроки.
— У меня есть идея для фильма, расскажу завтра… Ладно, сейчас, но только быстро! Я инспектирую свой ресторан, выдавая себя за клиента. Представляете меня в образе старого зануды, который требует на закуску одну редиску? Не тарелку редисок, а только одну!
Мы так и видим лицо метрдотеля. А он продолжает:
— К тому же, если у него будут женоподобные манеры, он вызовет смех официантов. И тут — гоп-ля! — я застаю их на месте преступления!
Он знает, к чему придраться, чтобы довести до белого каления своих служащих: сладкое вино, но не слишком, нет, лучше полусладкое… ох!., рюмка разбилась!.. Здесь жарко, сквозняк, мясо недожарено, пересолено… и т. д.
На другой день, собирая малину и срывая груши, он продолжает искать новые трюки. Может быть, одеться в женское платье? Застукать пианиста, который прикарманивает купюру, упавшую с тарелки? Подрезая секатором розы, он не перестает думать о фильме.
— Когда я занимаюсь цветами, я отдыхаю и совершенно спокоен, это очень располагает к размышлениям о человеческой глупости.
В понедельник все готово для съемки сцены. Когда отец входит в зал ресторана в напяленном седом парике и в пиджаке денди, его нельзя узнать. Вся группа умирает от смеха. Но вместо того чтобы воспользоваться этим маскарадом и сыграть рядового комика, он держится серьезно. А это еще смешнее! Пьер Торнад не в силах произнести свой текст, и Жак Бенар не может справиться с ситуацией. После пятнадцати дублей ни один не признан удачным. Серьезная работа начнется завтра. На съемочной площадке царит столь любимая им атмосфера: ему так нравится шутить с людьми, которые не способны сдержать смех.