Лукавый взгляд с любовью
Шрифт:
Мария Федоровна открыла вечер и сказала:
— И доктора наук у нас есть, и летчики, врачи, инженеры. А теперь вот и писатель появился. Гордимся тобой, Люба!
Дети читали стихи, принадлежащие перу дорогой гостьи. Читала их, разумеется, и она сама. Рассказывала о своей судьбе, творческих планах, благодарила отчий край. Пели в ее честь местные «соловейки» — Людмила Демьяненко, Елена Ермак, Ольга Ротач. Мама потчевала всех пирогами…
— Этот день — один из самых памятных в моей жизни, — говорит Любовь Борисовна, Люба, Любава… — Я так счастлива. Оттого что родители мои живы, что живы учителя, что земляки меня не забыли. Спасибо им за теплый прием. Я словно вернулась в далекие годы юности.
Вернемся и мы с вами, уважаемый читатель. Представим себе тихую застенчивую девочку. Ту самую, которую, собственно, не замечали. Она и не обижалась, не до того было — училась. Прилежно, старательно. На одни пятерки.
Школу окончила, разумеется, с Золотой медаль. Как и прочили педагоги, избрала математику — поступила на мехмат ДГУ. После — аспирантура Таллинского политехнического института, научная и преподавательская работа. Двадцать одна научная публикация, двенадцать запатентованных изобретений — таков «послужной список этой нежной, излучающей свет женщины. К сказанному добавим: ее разработки нашли внедрение в металлургической энергетике, самолетостроении.
И всегда рядом была поэзия. Продиктованная любовью. И конечно же, о любви. Но почему-то безответной, неразделенной. Боясь показаться бестактной, все же на правах доброй знакомой спрашиваю у Любы: может, она несчастлива в браке?
— Наоборот. Только муж и составляет мое настоящее счастье. Остальное не получилось. Я познакомилась с Юрой, когда мне было восемнадцать. С тех пор не расстаемся. Четыре года встречались, а недавно 26 апреля, была 29-я годовщина нашего супружества. Представляете, какой стаж? Даже не верится, что мы столько лет вместе. Но должна признаться бурных чувств в моей жизни никогда не было. Бурю и смятение вызывает то, в чем ты сомневаешься. То, что зыбко в тебе и по отношению к тебе… А в Юре я уверенна, с ним я спокойна.
— Откуда же эта взволнованность в вашей поэзии? Кто тогда Великий Мастер, о котором вы пишете с таким волнением?
— Не стоит понимать так конкретно… Допустим, это воспоминание о мечте, что уже не осуществится, ведь мой возраст подошел к черте, за которой не живут мечты, а обитают лишь воспоминания. Я с большой болью переживаю осознание того, что не все у меня состоялось. Например, всегда хотела писать, но оставляла все на потом, когда будет больше опыта, больше свободного времени. А теперь понимаю, что живой, трепещущий опыт остывает во мне. А время уходит, если уже не ушло. Хватилась!..
Узнаю Любовь Овсянникову — предельно искренняя, предельно откровенная. И не только с журналистами, не только с читателями — абсолютно со всеми. Не потому ли к ней так тянутся люди, не потому ли с ней так легко и просто?
Словно прочитав мои мысли, она вдруг говорит:
— Со мной не всегда легко. Я разбираюсь в людях. И если вижу, что кто-то хитрит, двурушничает, ловчит, прямо в глаза говорю об этом. Но, слава Богу, подобного было мало, меня окружают хорошие люди. Я ими очень горжусь.
И — все. Ни единого худого слова ни о ком, ни малейшего намека на недоброжелательность. Она просто не может этого — хулить, помнить обиды. Не присуща ей и свойственная — что уж тут скрывать — многим из нас, женщин, зависть.
— Низменные чувства, суета сует. К чему, для чего? Что судьбой предназначено, то и будет. В это я глубоко верю. Но больше всего верю в человека, в его силу духа. Мы способны изменить мир к лучшему. Где не будет зла, войн и разрухи. Где будет царить только Любовь…
Настроенная, увы, не столь оптимистично, я спорю с ней. Долго, настырно, но безуспешно. Что, впрочем, меня ничуть не огорчило — только порадовало.
Может быть, мы бы еще спорили, но тут в дверь позвонили.
— Юра! — Люба вскинулась, лицо ее вмиг посветлело. Поднялась навстречу — ухоженная, элегантная, в безукоризненно сшитом платье: — Юрочка, а у нас гости.
— Гостям мы всегда рады. Я как чувствовал — сладкого вот принес. Вы тут, надеюсь, не голодны?
И затянулись наши посиделки до позднего вечера. О чем мы только не говорили, какие только проблемы не обсуждали. А все равно возвращались к литературе. И я ощутила: она в этом доме — царица. И вспомнила, как еще раньше, незадолго до этой встречи Любовь Борисовна поделилась: «Это такое счастье, когда тебя понимают». Тут уж поистине возразить нечего.
Однако пора и честь знать, на часах-то… Благодарю за гостеприимство и, соблюдая традиции, спрашиваю у радушной хозяйки, над чем работает она сейчас.
— Пишу прозу. Вчерне уже готовы три повести. Но говорить о них пока еще рано. О другом хотелось бы сказать. Я безмерно благодарна судьбе за встречу с истинными мастерами. Это Василий Головачев, Михаил Селезнев, Виктор Корж, Константин Чернышев. У них учусь многому. И не только в творчестве. Приятно было работать с шеф-редактором журнала «Борисфен», где я вела рубрику «Желтая сурепка», Фиделем Сухоносом. Крепкий публицист, высокообразованный, обаятельный. Хотя совсем еще молодой.
При последних словах нам обеим немножко взгрустнулось. Ничего не поделаешь — ностальгия…
Любовь Овсянникова: «Мне мало просто слова»
Это предисловие к подборке стихов Любови Овсянниковой, что была опубликована 7 декабря 2000 года в газете «Днепровская правда». В те дни сама виновница этого маленького события не имела возможности вообще узнать о нем — неотлучно находилась возле отца, уходящего в вечность. Отец покинул людей через три недели — на Крещение 2001 года, и это стало еще одним ударом, из которого Любовь Борисовна выбиралась почти два года (первый настиг в канун ее 50-летия, если помнят читатели).
Конечно, друзья знали о беде, пришедшей к Любови Овсянниковой, и всеми силами старались поддержать ее, не жалели для нее лучших слов.
Комментарий написан на украинском языке и в большой мере повторяет статью Виктора Коржа от 18 октября 1998 года, опубликованную в той же газете. Не удивительно, этот мастер слова всегда задавал тон в среде своих собратьев по ремеслу, был для них авторитетом. Вот и Александр Зобенко обращается к той самой статье в своих заметках от 7 сентября 2000 года, опубликованных в газете «Зоря».