Лукавый взор
Шрифт:
– Забыли, как у нас говорят? От русского разит водкой, от немца – дерьмом, у француза воняют яйца. Никому из них нельзя верить!
– Ах вы твари неблагодарные! – прошипел Араго.
– А я уверен, что это москали спровоцировали наше восстание с помощью своих тайных агентов! – донесся истерический вопль. – Чтобы унизить Великую Польшу!
– Это что-то новенькое, – изумленно пробормотал Араго. – Сами додумались, панове, или подсказал кто?
– Ешли кофею с пирогом желаете, ижвольте пройти в гоштиную под лештницей, – раздался за его спиной знакомый голос.
Он резко обернулся. Андзя сменила замызганный
– Спасибо, но я откажусь, – буркнул Араго, размышляя, услышала ли служанка, как ядовито он комментировал высказывания, доносившиеся из-за двери. Опять выдал ей своё знание языка, а главное – враждебность к полякам. Ладно еще, что ничего не ляпнул по-русски!
Впрочем, ляпать что-нибудь по-русски Араго уже давно отучился: слишком долго и слишком крепко держал себя в руках.
Андзя, покладисто кивнув, распахнула дверь и зычно провозгласила:
– Пожалуйте на каву ш пирогами, гошпода!
Видимо, бывшие инсургенты изрядно проголодались, потому что послышался грохот отодвигаемых стульев и из дверей вывалился добрый десяток людей в рогатывках и кунтушах [60] . Однако ни одной женщины среди них не было.
Наверное, Стефания там, где танцуют.
Тем временем Андзя открыла другую дверь и повторила свой призыв.
Фортепьяно вмиг смолкло, из зала ринулись паны во фраках и дамы в бальных платьях. Кавалеров оказалось только трое: видимо, как раз они и оставили свои цилиндры в прихожей. Дам было в два-три раза больше: видимо, они танцевали с кавалерами поочередно.
60
Кунтуш – старинный польский кафтан.
Араго подавил ухмылку: веселиться в цивильной одежде можно, ну а спорить о политике следовало исключительно в национальной. Воистину, патриотическое неистовство поляков не имело границ!
И танцоры, и спорщики вынесли из комнат лампы, и просторная площадка озарилась необычайно ярким светом. Все оживленно трещали по-польски.
Араго оглядывался, всматривался в лица, но напрасно. Графини не было и среди танцующих.
Внезапно по лестнице, по которой уже начали спускаться самые горячие охотники до кавы, стремительно взбежала невысокая девушка в скромном сером плаще. Она откинула капюшон («Какая прелесть!» – подумал Араго, взглянув на ее лицо) и вскричала, чуть задыхаясь от быстрого бега:
– Господа, могу я видеть ее сиятельство графиню Заславскую?
– Вам зачем к ее сиятельству? – хмуро спросил, проталкиваясь вперед, кряжистый, коротконогий, широкоплечий поляк.
Араго прищурился. Он уже где-то видел этого человека, но где?..
– Вы кто?
– Я модистка из ателье мадам Роше, – объяснила девушка, отчаянно краснея, отчего показалась Араго еще более прелестной. – Привезла платье для ее сиятельства.
– Вот те на! – воскликнула Андзя. – Да ваш еще чаш нажад ждали! Где ж вы шлялишь штолько времени? Я все глажа проглядела!
– У фиакра колесо отвалилось, – прижимая руки к груди, объяснила девушка. – Долго чинили, потом ехали еле-еле… Не изволите ли передать госпоже, что платье готово?
– А где оно? – высунувшись из толпы окаменевших от любопытства дам, подала голос кругленькая светловолосая пани в розовом наряде, похожая то ли на булочку в розовой сахарной пудре, то ли на пышно распустившуюся бургундскую розу.
– Оставила на крыльце, – виновато призналась модистка. – Оно упаковано в большую картонку, я боялась, что в погребе ее сомну, испорчу платье, а оно безумных денег стоит!
– Да уж, Стефка не стесняется чистить карманы польских патриотов! – насмешливо бросила дама в розовом.
Прочие гостьи тихонько закудахтали от с трудом сдерживаемого смеха – можно было подумать, кто-то щекочет их в самых приятных местечках.
Впрочем, веселье мигом прекратилась, когда немолодая особа со скорбным иссохшим лицом возмущенно воскликнула:
– Да как ты можешь так говорить, Фружа! Постыдись!
Араго почудилось, будто рядом с ним зашипел клубок хорошеньких змеек: молодые дамы, видимо, побаивались сердитой старухи. А розовая Фружа только сдобными плечиками передернула презрительно.
– Да жачем же вы, мамжель, в погреб полежли? – вскричала Андзя, из-под своего громадного чепца изумленно глядя на модистку. – Да еще и гряжи нанешли! – Башмаки модистки и в самом деле оставляли на плитках пола черные следы.
– Я стучала, звонила, но колокольчик молчал, да и на стук никто не отзывался. Что мне было делать? Тогда я и решила пробраться в дом через погреб, – торопливо оправдывалась девушка.
– Я на штол накрывала и каву варила! – запальчиво воскликнула Андзя. – У плиты никакого штука не шлышно. А почему колокольчик не жвенел, я не жнаю!
При этих она метнула опасливый взгляд на Араго. Тот, подмигнув, быстро приложил палец к губам, давая понять, что не собирается ее выдавать.
Андзя чуть кивнула своим громадным чепцом – видимо, поблагодарила, – и заспешила вниз по лестнице. Араго не сомневался, что она отправилась заметать следы: развязывать веревку колокольчика.
Впрочем, сабо так громко застучали, что Андзя, опасаясь привлечь к себе внимание, пошла еле-еле, осторожно опуская ноги на ступеньки.
Араго с трудом удержался от смеха. Неужели не догадается снять сабо, чтобы не топать?
Широкоплечий поляк подозрительно уставился на модистку:
– Как вы попали в погреб? Разве он открыт?!
– Да, – кивнула девушка. – Дверь притворена.
– Холерни ленивы! [61] – выругался поляк. – Но откуда вы знали, что через погреб можно проникнуть в дом?!
– Я… – с запинкой проговорила девушка, – то есть мы, наша семья, когда приехала из Монморанси, сняли жилье поблизости, и я не раз играла в этом особняке, когда он стоял пустой, заброшенный. Это было давно, в пору моего детства! Я иногда ездила и до сих пор езжу в Монморанси к тетке, но ни за что не стала бы там жить. Родители тоже не хотели туда возвращаться. Ах, как мне здесь нравилось! Мы с друзьями забирались в сад, потом в погреб через окошко, полуприкрытое травой и кустами, а потом и в сам особняк.
61
Проклятые лентяи! (польск.).