Луна и солнце
Шрифт:
Неожиданно повозка дрогнула. Вне себя от испуга, Мари-Жозеф обернулась. Это Ив бросился следом, на мгновение повис над дорогой, схватившись за борта, потом подтянулся на руках и упал на дно повозки.
— Немедленно возвращайся во дворец! — крикнула Мари-Жозеф.
— Если вернусь, — возразил Ив, — то никогда не смогу искупить свою вину перед Шерзад.
Почти достигнув зенита, на небе воцарилась полная луна. Мари-Жозеф пропела Шерзад: «Плыви в дальний конец Большого канала, мы спасем тебя от месье Бурсена, лишь бы он не увидел,
Шерзад откликнулась песней, исполненной надежды и радостного волнения. Стремительно рассекая водную гладь, она обогнала пустившихся галопом лошадей.
Месье Бурсен неминуемо появится на восточной оконечности канала в одну минуту первого. Возможно, он чуть-чуть подождет Мари-Жозеф: вдруг она придет и лично велит русалке сдаться на милость мясника. В две минуты первого он поднимет тревогу, созовет стражу и даст знать королю.
Мари-Жозеф оглянулась: на вершине холма сверкал и переливался огнями дворец.
На тропе показалась светящейся змейкой вереница факелов.
— Быстрей! — шепнула Мари-Жозеф.
Люсьен повернул лошадей на гравийную дорожку.
— Возьмите вожжи! — приказал он. — Мы с Ивом…
Русалка выбралась на берег на западной оконечности канала.
Неуклюже изгибаясь, она поспешно поползла к повозке. Упряжные лошади испугались, зафыркали и встали на дыбы. Повозка накренилась. Люсьен рывком поднялся на козлах, изо всех сил натянув вожжи, и уговаривал мощных тяжеловозов, пока те, нервные, блестящие от пота, наконец не замерли.
— Успокойте лошадей, — велела Мари-Жозеф, — а я попробую вразумить Шерзад. — Она соскочила с повозки и кинулась к морской женщине. — Шерзад, пожалуйста, тише, не кричи, мы тебе поможем!
Обезумев от страха, Шерзад принялась вырываться из рук Мари-Жозеф и Ива, попытавшихся было поднять ее, и стала извиваться, словно еще находилась в своей стихии, под водой. Она оцарапала Мари-Жозеф, оставив глубокий след от плеча до груди. Шерзад выскользнула у них из рук, обрушилась на землю, ахнула и застонала. Мари-Жозеф встала рядом с ней на колени:
— Шерзад, пожалуйста, послушай меня…
Она взяла перепончатые руки Шерзад в свои и запела, описывая, что они задумали. Лошади забили копытами и зафыркали. Люсьен с трудом успокаивал и удерживал их.
Шерзад зарыдала и затихла. Мари-Жозеф и Ив подняли ее и опустили на дно повозки. Гибкая и проворная в воде, на суше она делалась поразительно неуклюжей. Они уселись на шершавое, занозистое дно повозки справа и слева от русалки, не давая ей упасть.
Люсьен постепенно отпускал вожжи, чтобы лошади сначала пошли шагом, потом потрусили, потом двинулись легким галопом и только потом стремительно побежали. Русалка в ужасе обхватила Мари-Жозеф за талию. Сжавшись в комок рядом с нею, она поцеловала глубокую кровоточащую царапину, тихонько напевая в знак раскаяния.
— Полно, Шерзад, вздор, пустяки.
— А сейчас куда? — гаркнул Люсьен, стараясь перекричать
— К морю!
— Если доедем. А сами-то вы как думаете спасаться?
— Я еще не успела решить… Я не сумела…
Она опустила руку за вырез платья и извлекла сложенный платок.
— У меня осталась пара ливров, мне ведь не пришлось подкупать возчика. Купим хлеба… и рыбы.
Люсьен усмехнулся, а потом не выдержал и расхохотался. Мари-Жозеф открыла было рот, вознамерившись возразить, но тоже не выдержала и рассмеялась.
Доспехи Люсьена сплошь усеивали рубины и бриллианты. Беглецы были сказочно богаты.
А кроме того, легкоузнаваемы и не могли замаскироваться.
Повозка с грохотом катилась сквозь светящуюся тьму; полная луна мерцала в клубах тумана.
— Можем поискать убежища в Бретани, — предложил Люсьен.
— Или заплатить команде какого-нибудь корабля и вернуться домой, на Мартинику.
— Уж лучше я лицом к лицу встречусь с королевской стражей, чем еще раз добровольно взойду на корабль, — заявил Люсьен.
Мари-Жозеф знала: Люсьен понимает, что сесть на корабль, идущий на Мартинику, для них столь же невозможно, сколь бежать в Бретань.
Шерзад подняла голову и раздула ноздри; она выскользнула из объятий Мари-Жозеф, сбросила с себя руку Ива, невзирая на толчки кидаемой из стороны в сторону повозки, подобралась к Люсьену и оперлась на облучок. Высунув язык, она попробовала на вкус ветер, с довольным шипением выдохнув проглоченный воздух. Лошади понеслись стрелой.
— Тише, тише!..
Лошади отфыркивались и сопели, тяжело дыша. Люсьен принялся их успокаивать:
— Нам предстоит еще долгий путь…
Полная луна опустилась, было уже за полночь. С конской упряжи летели хлопья пены.
— Смотрите! — воскликнул Ив.
Далеко позади дорога превратилась в светящуюся реку, быстро несущийся сверкающий поток.
— Это король! — констатировал Люсьен.
— Нам не доехать до моря! — сокрушенно произнес Ив.
— У нас с самого начала было мало шансов туда добраться.
— Мы напрасно пожертвовали жизнью ради безнадежного дела?
— Шерзад, Сена приведет тебя домой, — проговорила Мари-Жозеф, — но ты должна плыть как можно быстрее, изо всех сил и затаиваться под водой всякий раз, когда заслышишь людские голоса, лошадиный топот или лай собак.
Шерзад поняла; она пропела Мари-Жозеф прощальную песнь, положила голову ей на плечо и поцеловала рану на груди. Кровь Мари-Жозеф запятнала русалочью щеку.
Разглядев впереди невысокий холм, Люсьен стал еще настойчивее понукать измученных лошадей. Фонари и факелы преследователей неумолимо приближались, словно светящимся копьем пронзив тьму небольшой низины.
— Люсьен, мы можем где-нибудь укрыться? Съехать с дороги? Тогда они промчатся мимо и нас не заметят.
— Негде спрятаться. Да и луна слишком ярко светит.