Луна и солнце
Шрифт:
Она боялась, что он наотрез ей откажет. «Я больше не узнаю брата, — печально подумала она. — Я уже не могу угадать заранее, что он ответит, как он поступит».
Он поднял голову, нахмурился и помолчал.
— А в чем состоит твоя служба при мадемуазель?
Мари-Жозеф хихикнула:
— Иногда мне приходится держать ее платок, если мадемуазель д’Арманьяк не успеет завладеть им первой. Она и не заметит, если я отлучусь. Я только скажу, что я нужна тебе, что мы будем исследовать русалок к вящей славе его величества…
Он повеселел:
— Я
— Брезглива! Скажешь тоже!
Она рассмеялась.
— Ты готова описывать вскрытие?
— С радостью!
— Мне придется посвятить препарированию все свое время. Присмотришь за живой русалкой? Будешь ее кормить…
— А как же! А еще я ее приручу.
— Уж и не знаю, какие тебе понадобятся уловки и ухищрения, чтобы заставить ее есть.
Он улыбнулся чудесной улыбкой, и на миг с его лица исчезла усталость.
— Я уверен, что у тебя все получится. Ты всегда лучше умела обходиться с живыми тварями, чем я.
В восторге оттого, что она вновь сопричастна его жизни, его работе, Мари-Жозеф поцеловала брата в щеку.
Зевнув, он с усилием встал:
— Еще можно немного поспать.
Улыбка на его лице сменилась кривой усмешкой.
— Даже иезуиты не приучили меня вставать с петухами.
— Я возьму это на себя, — пообещала Мари-Жозеф. — Я разбужу тебя вовремя, чтобы ты не опоздал на церемонию королевского пробуждения.
— Я был бы тебе очень обязан, — произнес Ив.
Он выпроводил Мари-Жозеф из клетки, запер дверцу на засов и как следует потряс ее, чтобы вновь, как и вечером, убедиться в надежности запора. Русалка проводила их стенаниями.
— Ой! — Мари-Жозеф отпрянула, ощутив под ногой что-то скользкое и холодное.
— Что случилось? Ты наступила на стекло?
Она подняла мертвую рыбу:
— Твоя русалка отказывается от рыбы, которой ты ее кормишь.
Глава 4
Мари-Жозеф шла по безмолвным рассветным садам Версаля. Садовники исчезли с первыми лучами солнца, но придворные еще спали, а посетители еще не явились. Пока ей одной принадлежала эта красота, облака белоснежных цветов, напоенный апельсиновым благоуханием воздух.
Она шагала по Зеленому ковру к фонтану Аполлона, размышляя, как спланировать день. Она покормит русалку, потом вернется во дворец, времени у нее останется еще предостаточно, разбудит Ива и позавтракает с ним хлебом и шоколадом. Он будет присутствовать на церемонии пробуждения его величества. Она не сможет его сопровождать, ибо женщинам запрещено принимать участие в этом ритуале, зато будет ждать его в караульне, вместе с другими дамами и мужчинами, которым не посчастливилось так, как Иву, а потом в свите его величества отправится к мессе.
Утро было восхитительное. Мир был восхитительный. «Если я сейчас подобью ногой камешек, — подумала она, — то несколькими росчерками пера, сделав всего несколько расчетов, смогу
Легкий ветерок зашелестел листьями апельсиновых деревец в кадках. Мари-Жозеф подумала, как рассчитать колебание трепещущих листьев, и, хотя и не сумела тотчас найти верное решение, была убеждена, что рано или поздно это будет ей под силу.
«Господин Ньютон наверняка быстро справился бы с такой простой задачей, — подумала она. — Осмелюсь ли я написать ему еще раз? Удостоит ли он меня ответом, если однажды соблаговолил написать мне, а я тогда не смогла ответить? Вот бы узнать, что было в письме».
Версальский дворец стоял на невысоком холме; Зеленый ковер вел под уклон к шатру русалки.
Насколько легче идти, чем вчера вечером, заметила она. Сегодня она надела амазонку, куда более удобную, чем придворный роброн.
Когда она подходила к лабораторному шатру, несколько массивных повозок, осевших под тяжестью бочек, как раз катили по Королевской аллее к фонтану.
Граф Люсьен легким галопом пустил своего серого арабского скакуна мимо повозок. Горячий конь, взметнув гравий из-под копыт, весело вскинув черный хвост, подскакал к шатру. Граф Люсьен приветствовал Мари-Жозеф взмахом трости. Под его надзором рабочие развели полог шатра, а возчики выстроили в ряд телеги.
Мари-Жозеф вошла в шатер, подняла засов на дверце клетки и, торопливо пройдя к краю фонтана, стала искать взглядом русалку.
Длинные темные волосы и переливчатые кожистые хвостовые плавники мерцали под копытами Аполлоновых солнечных коней.
— Русалка!
Морская тварь взмахнула хвостом и забилась глубже под статую. Мари-Жозеф потянулась было за рыбой, но потом передумала. Вокруг корзины стояла лужица растаявшего льда, разило несвежей рыбой.
— Лакей!
В отличие от русалки, слуга опрометью кинулся на ее зов, с почтительным выражением лица, не поднимая глаз.
— Да, мадемуазель?
— Немедленно выкиньте эту зловонную гадость! Где свежая рыба? И где обещанный лед?
— Сейчас доставят из кухни, мадемуазель, вот-вот, уже несут.
Он махнул рукой в сторону входа, откуда показались трое слуг: один с плетеной корзиной, двое других — с тачками, полными льда.
— Хорошо. Спасибо.
Он отвесил торопливый поклон и бросился давать указания остальным. Те отнесли корзину рыбы в клетку и принялись лопатами выгружать мелко наколотый лед, высыпая его на образец для вскрытия.
Мари-Жозеф выбежала в центр фонтана, на край помоста. Доски были сухие, а значит, русалка больше не пыталась бежать.
«Наверное, она вне себя от ужаса, — со вздохом подумала Мари-Жозеф. — Испуганных животных трудно приручить».