Луна над Лионеей
Шрифт:
– Всегда? – усмехнулся Давид. – Посмотрим.
Если старик пытался напугать Давида и отговорить его от поисков Елизаветы, свою миссию он с треском провалил. Гарджели-младший запрыгнул в машину, словно подзарядившись от какой-то чудесной батарейки и утроив свое желание найти Елизавету. Глаза его блестели, он то и дело хлопал водителя по плечу, призывая того «давить на газ». Мне немедленно вспомнилась дурацкая песенка, где «дави на газ» рифмовалось с «в последний раз», в чем, наверно, имелся глубинный смысл – погоня за скоростью рано или поздно закончится в кювете, колесами вверх. Однако я не стала портить Давиду удовольствие от охоты, а то, что он получает
Действительно, когда занимаешься чем-то стоящим, у тебя совсем не остается времени жалеть себя, не остается времени на страдания, нытье о несбывшемся, купание в жалости к себе самой и тому подобные, совершенно недостойные принцессы вещи. Недостойные не только принцессы, недостойные просто меня самой…
Мы ехали по этим пустошам, с каждой минутой приближаясь к Елизавете, и хотя мои глаза вроде бы не блестели от предвкушения встречи с Прекрасной, я была абсолютно уверена, что участвую в Большом и Настоящем.
На заметку начинающим принцессам: Большое и Настоящее происходит не только там, где находитесь лично вы. Может быть, стоило отвлечься от созерцания унылых пейзажей и задать себе вопрос – а что сейчас творится в Лионее? Может быть, стоило вытащить мобильник из сумки и включить его? Или воспользоваться предложением Давида и одолжить у него спутниковый телефон?
Может быть, именно так мне и стоило поступить, но тогда все получилось бы иначе…
И я бы не сидела сейчас в холодном номере «Оверлука», глядя на пустой город и вбивая эти слова в память ноутбука, без особой надежды, что кто-нибудь когда-нибудь…
Впрочем, сейчас для меня именно это и есть Большое Настоящее дело, заставляющее забыть и про холод, и про все остальное.
А этого остального – гораздо больше, чем может выдержать начинающая принцесса. Честное слово.
Неправильная дорога вскоре поползла в горы, коварно извиваясь, а затем и вовсе перестала быть дорогой, превратилась в тропу, непригодную для машин. Отряду пришлось спешиться, оставить троих стрелков для охраны автомобилей и двинуться дальше своим ходом. Армандо примерно раз в полчаса предлагал Насте вернуться к автомобилям, и та в конце концов перестала отвечать на эти дурацкие предложения, сосредоточившись на более важных задачах: Настя изо всех сил старалась не выпасть из темпа движения отряда, и еще она старалась не замечать холода. Пока ей удавалось и то, и другое, но вот мысль о том, что путешествие по неправильной дороге может продлиться еще не один час, а может быть, и не один день, эта мысль давила Насте на плечи хуже рюкзака с кирпичами.
И вдруг все кончилось. Неправильная дорога и в самом деле привела их к Елизавете, только та не вышла к ним, у нее уже не было сил идти и не было сил прятаться. Елизавета замерла, обнявшись со стволом сосны, будто пытаясь найти в дереве ту жизненную силу, которой ей смертельно не хватало в последние месяцы. Но сосна ничего не могла дать рыжеволосой ведьме, и та застыла в отчаянии, вольно или невольно теряя цвета и становясь полупрозрачным видением на фоне деревьев и снега. Ее волосы уже не жгли глаза ярко-рыжим цветом, а растекались по плечам беспомощной серостью, кожа лица стала почти прозрачной, и слово «болезнь» было самым подходящим к описанию этого существа.
Может быть, кому-то она и могла внушить жалость,
– Как только шевельнется, стреляйте, – приказал он. – Причем все сразу. И не останавливайтесь, пока она не прекратит двигаться.
Стрелки выстроились полумесяцем, держась вплотную друг к другу и не опуская стволы автоматов; в какой-то момент Настя за их спинами уже не могла видеть Елизавету, она лишь видела, как эти черные и синие униформы смыкаются вокруг своего противника. Стороннему наблюдателю могло показаться, что это похоже не на схватку врагов, а на хладнокровное убийство несчастного больного создания; однако Настя знала, что это не так, она знала, что еще ничего не завершено, и потому не чувствовала себя в безопасности за спинами десятка вооруженных мужчин. Давид держался чуть поодаль, вытянув шею и выказывая этим не страх, но любопытство, что, по Настиному мнению, было довольно легкомысленно. Армандо стоял рядом с Настей и держал наготове пистолет, от которого – как накрепко заучила Настя еще в пору своих странствий с Филиппом Петровичем – в случае неприятностей проку будет немного.
– На счет три, – сказал Бернард. – Левое крыло держит объект на прицеле, мы с Мартином приближаемся и фиксируем объект… Правое крыло…
Настя так и не узнала, какую роль должно было сыграть правое крыло в этой грандиозной военной операции, потому что внезапно все рассыпалось, перевернулось с ног на голову, стало хаосом…
Не было уже никакого смыкающегося полумесяца, не было ни левого крыла, ни правого, зато было много истошных, перекрывающих друг друга воплей, было много стрельбы непонятно в кого… И сверху на все это безобразие медленно и печально опускался снег.
Кто-то потянул Настю за руку, она испуганно обернулась и увидела Армандо. Он оттащил ее в сторону, а точнее, рванул, а потом, вероятно специально отрепетированным движением, забросил себе за спину. Настя ударилась ему куда-то между лопаток, но оставаться там не захотела и тут же выглянула из-за Армандо, тем более что выстрелы и крики как-то сами собой стихли, будто погребенные снегом…
Как потом оказалось, ничего особо ужасного не случилось – просто Елизавета двинулась с места и пошла прямо на стрелков, именно пошла, не прыгнула, не бросилась – такие трюки ей уже были не под силу. Но даже это усталое лишенное сил движение напугало бойцов, так что строй рассыпался и началась беспорядочная стрельба по медленно бредущей женщине, которая вздрагивала от каждого попадания, а потом все равно делала следующий шаг…
И тогда Давид вынул руку из-за спины и подбросил в воздух нечто, похожее на бледно-голубой мячик. В воздухе это нечто рассыпалось на миллионы мелких капель, а потом все эти капли упали на Елизавету и заново срослись, но уже не в маленький шар холодного огня, а тончайшую пелену, накрывшую Елизавету с ног до головы. И в этой пелене она завязла, остановилась и как будто уснула, стоя посреди леса, не обращая внимания на вооруженных людей и вампиров.
Несколько мгновений все молча смотрели на спящую Елизавету, а потом Бернар быстро и решительно приблизился к ней вплотную и выстрелил в голову. Елизавета покачнулась, но осталась стоять, и тогда Бернар выстрелил еще и еще…