Луна в кармане
Шрифт:
Я немного поерзала на стуле.
– Так ты не собираешься мне ответить?
– Нет.
– Ты знаешь, если это хулиганы, то можно сделать что-нибудь, чтобы прекратить эти звонки. –
Говорить с поднятым вверх подбородком было непросто. – Это не так уж и сложно…
– Я и так знаю, кто это,- тихо отозвался он, изучая рисунок и добавляя пару штрихов.
– Правда? Кто?
Молчание.
– Норман.
Он положил альбом на колени и поставил карандаш
– Послушай, Коли, неужели у тебя нет ничего такого, что тебе не хотелось бы обсуждать?
Он не собирался делать свои слова грубыми, но его тон ясно дал мне понять, что я лезу туда, куда
не просят.
– Наверное, есть, - согласилась я.
– В таком случае ты меня понимаешь, верно?
Я кивнула, он встал и положил альбом на книжную полку.
– Все, мы закончили.
– Ох, да ладно тебе, Норман! – какой же он чувствительный, однако. – Не злись на меня за это, и…
– Нет, - прервал он меня, - я имею в виду, что я закончил с наброском, - он потянулся, напомнив
мне Кота Нормана. – Завтра начнем работать над портретом, в «Последнем шансе», хорошо?
– О. Конечно. Но я ведь могу увидеть набросок, да?
– Нет.
– Но, Норман…
– Спокойной ночи, Коли.
Я не стала испытывать удачу и просто сняла очки, а затем вышла из подвала. Обернувшись в
дверях, я в последний раз на сегодня взглянула на все эти разноцветные объекты, окружающие
Нормана, и на него самого, наводящего порядок в своих карандашах и кисточках, и подумала, что
он вписывается в эту маленькую вселенную как нельзя лучше. Он собрал все эти вещи и дал им
новую жизнь, и теперь они окружили его, став его маленьким миром и частью его самого.
Мы работали над портретом каждый день – до или после моей смены в кафе, а если посетителей
было немного, то и во время. Иногда мы возвращались в его комнату, и он рисовал там. Портрет
был важен для меня, но даже близко не так, как Норман.
Конечно, это очень глупо, но с того первого вечера, когда он убрал прядь волос с моего лица, что-
то изменилось. Может быть, не для него, но для меня – точно.
Все это были мелочи. Например, как мы сидели в тишине, и как в его комнате стало появляться
«место для меня» - стул, на котором я ему позировала, стакан, который он подавал мне, когда я
говорила, что хочу пить, пульт от телевизора, который Норман откопал специально для меня, ведь
сам он никогда не смотрел никаких передач. Уходя, я спрашивала себя, не смотрит ли он на все
эти вещи после ухода, думая обо мне?
Обстановку
мужчины, стоявшего у машины, словно приветствовали меня каждый вечер, точно добрые друзья.
Сквозь темные стекла очков я оглядывала стены и представляла, как на одной из них тоже будет
висеть мой портрет. А дома я все чаще приглядывалась к портрету Миры и спрашивала себя, как
же буду выглядеть на рисунке я.
С той минуты, как Норман впервые пришел в «Последний шанс» с красками и палитрой
подмышкой, меня охватило ощущение тайны, будто мы с ним знали какой-то секрет, о котором
больше никто не подозревал. Когда выдавалась минутка, чтобы поработать, Норман рисовал
меня, и чаще всего он смотрел на меня рассеянным взглядом, как смотрел бы на яблоко, форму
которого хотел передать. Но иногда я ловила его взгляд и понимала, что он по-настоящему
смотрит на меня, и тогда…
– Эй, Пикассо, – раздраженно кричала Изабель в окошко. – Мне нужны луковые кольца. Сейчас же.
– Конечно, - Норман откладывал кисть и возвращался к готовке.
Показывать рисунок он по-прежнему отказывался.
– Плохая примета, - пояснил он в ответ на мой первый вопрос. – Ты обязательно увидишь его, как
только я все закончу.
– Но я хочу посмотреть сейчас! – как и мама, я не умела ждать.
– Сейчас в нем нет ничего интересного, - качал головой Норман. – Работа в процессе, так сказать.
У Нормана были свои секреты. Телефон звонил каждый вечер в одно и то же время – в 10:15.
Норман никогда не брал трубку, а мужчина на другом конце никогда не произносил ни слова и
лишь прокашливался, словно ждал, что кто-то другой сделает за него первый шаг.
Мне хотелось поднять трубку и заставить отца Нормана (а я была уверена, что это он!) поговорить
с сыном, но так и не решалась.
– Норман, - сказала я однажды, когда телефон снова зазвонил, - пожалуйста, ответь. Прошу тебя.
Ради меня?
Он только покачал головой.
– Подбородок вверх.
Когда мы не препирались по поводу телефона, мы слушали музыку, и я, к своему ужасу, даже
полюбила некоторые из его хиппи-песен. Или же я включала телевизор и листала каналы, пока
Норман не начинал комментировать шоу. Однажды я попала на какое-то ток-шоу, куда
пригласили Кики Спаркс, и познакомила Нормана со степ-платформой, своей мамой и ее
премудростями. Норман заинтересовался: он даже отложил кисть и прислушался к рассказу мамы