Луна желаний
Шрифт:
— Я рад, что не ошибся в тебе, карима.
— Уверена, что ошибся, — ответила я, освобождая руки от захвата. Под его горячими пальцами по коже бежал огонь, кровь бурлила, дыхание моё стало прерывистым. Я с трудом оторвалась, хотя меня тянуло к нему, как мотылька к открытому пламени.
— Фатих, карима, — представился конник.
— С чего ты решил, что мне интересно твоё имя.
— Ты должна знать, чье имя шептать в экстазе, — улыбнулся он.
Один — один, подумала я, направляясь под неотступно следующим за мной взглядом в свой шатер.
Милостью Тана у меня появился слуга. Кроме того, что он сориентировал
Четыре пятых Расаяна — степи, последняя часть — пустыни. Именно через них идет большая часть пути великого забега, финишная прямая которого выходила к Лютому морю. Это я знала и без Хабира, но вот то, что он рассказал мне про сам забег, было крайне важным. У меня вообще создалось ощущение, что эмир специально отправил ко мне слугу, обладающего этими знаниями. Только вот какой интерес был у Карима?
Спор?
Скука?
Там будет видно.
Я подошла к месту старта. Везде, куда хватало моего взора было песчаное море. Раскаленное марево парило и отражалось от крошечных частиц кварца, создавалось ощущение, что пустыня тает, заваливаясь на бок в сторону рассвета. Я опустилась на одно колено и подняла горсть земли.
Иссохшая… Пустая… Безжизненная…
— Слепая Равнина — начальная треть пути, первый этап великого забега, — заговорил невесть откуда взявшийся слуга. В прошлый раз больше тридцати всадников не достигли её окончания, а еще впереди Зыбучие пески и Пустая треть. Большинство превращается в головешки, не достигнув и половины. Зачем тебе это, хозяйка?
— Я не твоя хозяйка, Хабир, — ушла я от ответа. Я и сама не знала зачем, наверное, мне хотелось, что-то доказать себе, проверить чего я стою… Дурацкий порыв, увидев пустыню своими глазами я начала сомневаться. И сильно. Но ослиное упрямство свойственное мне с самого нежного возраста вновь победило. Оттряхнув руки от пыли, я повернулась к слуге. — Расскажи мне всё что знаешь про пустыню.
*Аруганас — первый заводчик шаримахов. Лишь исконные потомки могут быть внесены в книгу рода.
**Эмир (араб. — повелитель, вождь) — в некоторых мусульманских странах Востока и Африки титул правителя, князя, а также вообще лицо, носящее этот титул.
Глава 16. Не стоит разом многих змей дразнить
Алый восход и Тан со свитой.
Сигнальная башня и слепой шаман, стреляющий из ритуального ружья.
Сто восемьдесят три жеребца и три кобылы стоят на стартовой ленте, стригут ушами и топчут копытами иссохшую, растрескавшуюся землю, выбивая багряную пыль и мелкие камни. Справа от меня рвался в бой Хатальлам, на лице всадника была темная повязка, скрывающая личность конника. Но разворот плеч, угадывающаяся под одеждой длинная коса и задержавшийся на моем наряде взгляд, убедили, что предо мной Фатих.
Значит законный сын Эмира, Азам будет преодолевать пустыню на Бурувазе. Я поискала глазами гнедого и нашла его поодаль, на наследном князе так же был платок, он был помощнее брата, как-то покоренастее, явно, что наследник пошёл фигурой в отца. Его глаза так же неотрывно следили за мной, и я с удивлением увидела, как тот мне подмигнул.
Шокированная вниманием я резко отвернулась, тем временем раздался голос старца, призывающий к тишине.
— Скачите день до
Выстрел.
Несколько голубей слетело с верхнего карниза сигнальной башни, испугавшись громкого звука, а хрипящие, заждавшиеся скачки лошади рванули вперед, обгоняя друг друга. Всадники подгоняли скакунов, нахлестывая их по бокам и поддав шекелей жесткими ботинками. Пыль стояла плотным туманом, Тума стрелой бросилась вперед, а вдогонку нам кричали и улюлюкали.
Как только участники забега скрылись от взора наблюдающих старт гонки, то сразу же сбавили темп, а затем и вовсе практически перешли на шаг. Явного лидера не было, все всадники экономили силы. Свои и своих лошадей. Дорога из сбитой глины с камнями превратилась в песчаный ковер, солнце жарило невыносимо, а еще не достигло зенита, что же будет когда оно доберется до наивысшей точки небосвода?
Раскаленный песок и зыбучие барханы, куда не посмотри. День подходил к концу, когда первый из конников пошатнулся на пригорке, под копытами жеребца осыпался песок и неловко подвернулась передняя нога. Открытый перелом, больные глаза лошади, горькое ржание. Туарег занес кинжал, произнеся ритуальные слова прощания и пронзил сердце агонизирующего жеребца.
Я спешилась и почти подошла к качающемуся от горя мужчине.
— Стой, Долор. Ты не должна помогать… — сказал Тирбишь тихим голосом. — Нельзя.
Жестокие правила. Добираться до старта ему придется пешком, несколько дней. Повезет, если выживет.
Ночь большинство всадников встречали в небольшом оазисе. Зелень и источник воды делали эту неказистую полянку небесным местом. Я расседлала Туму, напоила её и прикрепила торбу с овсом, по совету Хабиба я добавила в зерновую смесь рубленого инжира и засахаренных фиников, он утрамбовал их к мясу и хлебу, настоятельно рекомендуя подкармливать лошадь, да и самой подкрепляться.
— Они дают много энергии, хозяйка. А чтобы наесться нужно очень мало, — и действительно, в такую жару голода я не ощущала, лишь жажду, но воду я экономила, не зная когда следующий источник. Дважды за день я заставила себя съесть несколько спрессованных пластинок засахаренных сухофруктов и орехов. Тяжести в желудке как от вяленного мяса не было, пить не хотелось, и действительно, сил прибавилось.
Я дождалась поздней ночи, а когда шорохи и разговоры стихли, взяла сменное белье и отправилась к источнику. Раздеваться в импровизированном лагере полном мужчин, пусть и уставших от дневного перегона, было опасно, зачем дразнить хищника. С кинжалами я чувствовала себя уверено, и в пансионе я сражалась одна против двадцати наставников, но зачем светить своими уменьями. Поэтому, стараясь двигаться бесшумно, подошла к источнику.
Глубокий, с прозрачной, ледяной водой родник был широким, как средний по величине бассейн в Варах. Откуда тут, посреди пустыни такая роскошь — не ясно. Я быстро разделась и, оставшись в рубахе до колен, прошла к удобному спуску. Черная гладь всколыхнулась, зарябила лунная дорожка и из воды, голый, по крайней мере по пояс, вынырнул Фатих.