Луна. Укройся волнами, начни сначала
Шрифт:
Не нахожу, что сказать. Теряюсь и, кажется, даже вытаскиваю из рюкзака не те тетради.
– С твоей внешностью просто необходимо быть умной. Страшная и безмозглая – это слишком. Как ты жить-то будешь? – разговор накаляется. Ребята, которые уже пришли в класс, поглядывают на нас. Кто-то начинает хихикать. Кто-то – поддакивать Зарине.
Я хочу что-то сказать, дать отпор, но слова не могут найти выхода.
– Ты весь класс тянешь вниз, – продолжает Зарина, – все показатели портишь своей тупостью. И ладно бы кто-нибудь другой, но ты – самая богатая из нас! Живешь в замке, имеешь все, что хочешь, у тебя идеальные родители, у
Я цепенею, мне хочется провалиться сквозь землю. Деньги моей семьи – это только аренда недвижимости, которая переходит из поколения в поколение; я никогда даже не видела их. Всеми доходами полностью распоряжается отец, а мы с мамой лишь посещаем рынок, когда приходит корабль, и раз в месяц бываем в магазине одежды.
– Замок, машина, квартиры: вы ведь только и делаете, что тратите. А сами, наверное, даже не умеете ни черта, – голос Зарины звенит в моих ушах. – Скажи, Луна, твои родители такие же тупые, как ты? В этом все дело, верно?
Словно очнувшись, я поворачиваюсь к однокласснице лицом.
– Замолчи, – это слово само вылетает из моих губ. Но оно слишком тихое и робкое, чтобы считать, что я дала сдачи.
– Что ты там блеешь? – Зарина встает со стула. – Хочешь, чтобы я заткнулась? Вы слышали? Она говорит, чтобы я заткнулась…
Зарина собирается сказать еще что-то, но тут в класс заходит заплаканная Веста и несколько девчонок, которые держат ее под руки, обнимая и успокаивая.
Веста – плачет? Я впервые вижу ее слабость и на секунду даже забываю, что только что пыталась противостоять Зарине. Похоже, мысли главных заводил класса сегодня совсем не о новом ученике.
Тихо всхлипывая, Веста подходит к лучшей подруге и, уткнувшись ей в плечо, начинает плакать уже навзрыд.
Я хочу спросить, что случилось, но не из интереса, а скорее потому, что мне вдруг становится очень жаль одноклассницу – если такая, как она, рыдает, значит, произошло что-то серьезное. Мысли путаются, скачут, обида и сочувствие смешиваются. Я уже почти решаюсь обратиться к Весте, но Зарина, как всегда, первой открывает рот.
– У Весты разводятся родители, – презрительно бросает она мне. – Ей очень больно и плохо. Хотя тебе этого не понять, ведь у тебя в семье всегда все шоколадно. Ты даже не хочешь потрудиться, чтобы учиться нормально, все равно мама с папой любят и в задницу целуют, да, Луна? Лучше бы твоя семья развалилась! Лучше бы ты рыдала!
Я проглатываю каштан в горле и открываю учебник на новом параграфе.
Жалость отступает.
Вот оно что. И разве это причина для слез Весты и нападок Зарины? Развод родителей – не конец света.
Если бы мои родители разводились, я бы не рыдала.
Глава 24. Зарина
Дом Зарины стоял в центре маленького городка. Точнее, не целый дом, а его треть. Пусть не очень большая часть, зато с отдельным входом, новенькими пластиковыми окнами, ярко зеленой линией газона и лавочкой с широкой спинкой, приветливо встречающей каждого, кто сюда направляется.
– Привет, мам, привет, пап! – Аккуратно повесив модную сумку на крючок для одежды,
– Тсс… – мама выглянула из кухни и приложила палец к губам. – Тише, отец спит.
Кивнув, девушка ступила в узенький темный коридор, собираясь пройти на кухню, но застыла у родительской спальни: густой запах алкоголя ударил в нос даже через плотно закрытую дверь.
Зарина зажмурилась и на секунду перестала дышать. Этот запах – она ненавидела его больше всего на свете. В мыслях вместе со злостью вспыхнули образы недавних событий: травма отца, два месяца больниц, его сослуживцы на скамейке возле дома, звон стаканов, затянувшийся на несколько дней, упреки и жалобы соседей по дому.
«За что он так с нами? – пронеслось в уме. – Ведь маме и без того тяжело, да и денег теперь все время не хватает».
Тряхнув головой, она быстро сделала новый шаг и вошла в кухню.
Здесь пахло иначе – свежее тесто, специи, толченая картошка и зеленый лук вперемешку с мелко нарезанным яйцом.
Зарина втянула носом порцию любимых уютных ароматов и прогнала воспоминания.
– Переодевайся, мой руки и садись помогать с пирогами, – мама ловко раскатала тесто и смяла его в большой ком, снова раскатала и снова смяла.
Шкаф для одежды стоял прямо на маленькой кухне, рядом с идеально заправленной кроватью. В тесноте, да не в обиде – часто говорили родители. Сначала Зарина достала с полки домашнюю одежду, затем сняла школьную, а в промежутке адресовала взгляд своему отражению в зеркале на внутренней стороне дверцы.
Мысли снова вспыхнули, но уже от совершенно других чувств.
Это белье – черный кружевной лифчик и такие же трусики – совсем недавно видело кое-что намного лучше старенького зеркала. Сильные руки стягивали трусики с ее округлых бедер, горячие от желания губы целовали все ее тело, длинные пальцы вплетались в волосы, и ей было так хорошо, как никогда и нигде не было.
Раскаленные воспоминания пробили до самого нутра, мурашки волнами пронеслись по телу и собрались единым горячим шаром в районе груди. Глядя в зеркало на свою идеальную фигуру, Зарина почти физически почувствовала на губах жадные поцелуи, открывающие в ней восхитительное будущее женщины. Но главное, что все это так живо, так по-настоящему откровенно и честно, что сомнений нет – нужно как можно быстрее повторить.
«Если бы это был просто секс, меня бы так не тянуло к нему, – подумала она, надевая коротенькое домашнее платье на бретелях, которое урвала на распродаже в отделе брендового белья в соседнем городе. – Если бы я не понимала, что влюбляюсь, мне бы так мучительно сильно не хотелось снова оказаться в его руках».
– Все нормально? – мамин голос вернул девушку в настоящий момент.
– Да, а что? – отпрянув от зеркала, Зарина собрала волосы в пучок, помыла руки и села за стол.
– Ты какая-то загадочная. Всю неделю приходишь поздно, молчишь, улыбаешься сама себе.
Зарина смущенно опустила взгляд.
– Я понимаю, ты взрослеешь, – продолжила мама, – но если захочешь о чем-то поговорить или спросить у меня о личном, всегда отвечу.
Мама говорила очень нежно, бережно, стараясь не спугнуть едва уловимое доверие дочери-подростка.