Лунин
Шрифт:
Лунин и в последующих ответах не перестает «назойливо» цитировать покойного царя: «Законно-свободные… Законно-свободное…»
Вопрос:«Как бывшему члену Коренной думы, вам известно время появления в России тайных обществ, равно и постепенный ход изменения и распространения оных; а потому объясните с возможной точностью сие».
Из Петербурга дают понять, что знают о Лунине как об одном из главных деятелей Союза благоденствия. Он не подтверждает и не опровергает:
«Первые тайные политические общества появились в России в 1816 году. Постепенный же ход
На следующий вопрос — о причинах, которые «предшествовали и родили» мысль о тайных обществах, Лунин, казалось бы, мог сказать что-либо уничижительное, тем более что он ведь будет ссылаться на свое удаление от тайных союзов. Но снова он избирает опасный путь самозащиты, подчеркивая, что само правительство положило основание обществу.
«По мере успехов просвещения начали постигать в России пользу и выгоды конституционных или законно-свободных правлений; но невозможность достигнуть сего политического изменения явно понудила прибегнуть к сокровенным средствам. Вот, как я полагаю, причины, которые предшествовали и родили мысль основания тайных политических обществ в России».
Как видим, Лунин не упустил случая намекнуть на естественностьпоявления общества.
О том же писали в своих показаниях и Александр Бестужев, и Пестель, и Штейнгейль, и многие другие. Но беда в том, что они часто сопровождали свои смелые суждения и советы выдачей новых имен в надежде, что власть, увидев ту искренность, которая ей нужна, внимательно отнесется к искренности, которой декабристы дорожат…
Лунину также был предложен вопрос, уже не дававший возможности «не замечать», что и от него требуют новых имен:
«Когда, где и кем начально основано было сие общество и под каким названием?»
Ответ:«Тайное общество, известное впоследствии под наименованием Союза благоденствия, основано в Москве в 1816 году. Основателей же оного я не могу назвать, ибо это против моей совести и правил».
Математически кратко:
«… Это против моей совести и правил».
Не занесен на бумагу, но ясно слышится тут скрытый иронически контрвопрос комитету:
«А по вашей совести и правилам разве допустимо выдавать друзей?»
Из «вопросника», присланного Лунину, он легко мог узнать, что члены комитета знали о его сношениях с Никитой Муравьевым, Трубецким, Глинкой, Шиповым, Пестелем. Следовательно, он мог, кажется, хотя б ихназвать. Но Лунин предпочитает не досказать, чем сказать лишнее. Ведь не исключено, что перечисленные комитетом лица упорствуют, не признаются!.
Предстояло ответить на несколько вопросов о структуре, отделениях, тайных и явных намерениях прежнего, уже несколько лет не существующего Союза благоденствия. Лунин по-прежнему математически сдержан, краток, «злоупотребляет» только царским прилагательным «законно-свободный».
Вопрос:«Кто, когда и для какого общества писал уставы и в каком духе; изъяснить главные черты оных».
Ответ:«Уставы Тайного общества писаны вообще в законно-свободном духе. Стремление к общему благу, правота намерений и чистая нравственность составляют главные черты оных, Когда сии уставы писаны — с точностью не упомню; в составлении же оных участвовали все члены».
И снова читающим предлагается решить: кто же они сами, если судят людей, стремившихся к общему благу и чистой нравственности?
Об именах Лунин опять умалчивает, хотя меняет приемы: иногда отказывается говорить, иногда «растворяет»: «Все члены участвовали…»
Вопрос:«Кто были председателями, блюстителями и членами Коренной думы?»
Ответ:«Я постановил себе неизменным правилом никого не называть по имени».
«Неизменным…» В этом слове несколько раздраженное напоминание, что однажды, чуть выше, он уже высказался на эту тему, полагает дело ясным и не требующим новых разъяснений.
Вопрос:«Кто из членов наиболее стремился к распространению и утверждению мнений общества советами, сочинениями и личным влиянием на других?»
Ответ:«Все члены общества равно соревновали в стремлении к сей цели».
Как только спрашивают о делах тайных союзов более позднего времени, непосредственно предшествующих восстанию 14 декабря, Лунин отвечает незнанием:
«Прекратив сношения мои с Тайным обществом в начале 1822 года, я потерял из вида все до оного касающееся… Я посвятил все свое время и все усилия на точное исполнение возложенных на меня по службе обязанностей. Вследствие сего я совершенно прекратил всякого рода сношения с Тайным обществом, не получал уведомлений о его дальнейших действиях, и никому не писал, и не хотел писать по сему предмету. Касательно же моих поступков в продолжение службы, с 1822 года по сие время, осмеливаюсь сослаться на мнение высокого начальства, под коим имею счастье служить» (реверанс Константину!).
Лунину не приготовили вопроса, почему он прекратил сношения с обществом, но он мог бы при желании ответить обстоятельней, намекнуть хотя бы одной фразой на то, что не одобрял некоторых намерений заговорщиков.
Однако ответ предельно краток и логичен: его не спрашивают, почему «прекратил сношения», он и не отвечает.
Вопрос:«С какого времени революционные мысли и правила появились и сделались господствующими в умах членов общества?»
Ответ:«Революционные мысли и правила появились в обществе, вероятно, с 1822 года, ибо до того времени не было явных признаков оных».
Вопрос:«Кого и когда вы приняли в члены общества?»
Ответ:«Во время пребывания моего в Тайном обществе ни одного члена ни в какое время к оному не присоединил, не находя в том необходимости как для видов общества, так и для пользы новопринимаемых».
Иначе говоря, не принимал лишь потому, что «не находил необходимости». Поверил бы в необходимость — принимал бы… Снова ни тени покаяния. (А там, в Петербурге, уж и по этому пункту против Лунина кое-что подбирается.)