Лунная магия
Шрифт:
Я сидела в теплых вечерних сумерках, наблюдая за тем, как он мечется из угла в угол, и уже не сомневалась, что этот неугомонный человек и прохожий, едва не угодивший мне под колеса, — суть одно и то же лицо. И тогда я задумалась, какие житейские бури так избороздили морщинами его лицо и превратили его в мятущегося в клетке тигра. Женщине, которая, подобно мне, так хорошо узнала мужчин, догадаться было нетрудно — у этого человека были проблемы с сексом, и очень серьезные. Неухоженная одежда, две комнатки в верхнем этаже явной меблирашки, где он давно уже стал постоянным жильцом, жесткая линия плотно сжатого рта — все говорило об этом. И внезапно я увидела в нем человека, не по своей вине живущего с женой врозь и не желающего идти на сделки с совестью. Что он не страдал от бедности, видно было по его доброкачественной, хотя и неряшливой одежде. К тому же была в нем этакая уверенность в себе, какой не встретишь у неудачников. Что эта ситуация сложилась не по его вине, я увидела по его
И это вернуло меня к моей собственной проблеме. Не личной, ибо личных проблем у меня не бывает, но к проблеме, которую представляла собой моя работа. Я должна была, используя собственный жизненный опыт, найти решение именно таких головоломок, воплощением которых был этот человек. Глубоко порядочный, в этом я была уверена, но сломленный житейскими обстоятельствами и разочарованный жизнью во всех ее естественных и благородных проявлениях, именно в силу своей порядочности. Что можно сказать такому человеку? Велеть ему стать бесчестным? Вряд ли это разрешило бы его проблемы. К тому же он почти наверняка занимает такое положение в обществе, что никогда на это не отважится. Проблема трагическая, одна из тех, разумного решения которых не в силах предложить даже религия, проповедующая любовь, если только не считать разумным решением благие пожелания заняться самосовершенствованием.
Однако могла ли я, язычница, предложить более разумное и полезное решение? Ибо этому человеку выпало жить в христианской стране и столкнуться с гневом разъяренной толпы, прояви он малейшее инакомыслие. Кажется, еще мистер Гладстон сказал в 1884 году, что нет ничего более ужасного, чем человек, преследуемый стадом обезумевших баранов. А уж кому это лучше знать, как не ему, — ведь сам он был великим апостолом евангелического благочестия среднего класса.
И вот, наши многострадальные современные Улиссы вынуждены прокладывать себе путь между Сциллой воздержания и Харибдой распущенности. Известный авторитет в этой области прочитал однажды целую лекцию о пределах распущенности. Лично я придерживаюсь мнения, что стоит раз вступить в эту игру, и о каких-либо пределах не может быть и речи. Точно так же, по-видимому, нет пределов и воздержанности, если уж человек ступил на эту стезю. Что до меня, то я всегда считала, что истинный секрет жизни заключается в точном знании, где и на чем остановиться, независимо от того, отклоняетесь вы влево или вправо.
Но даже если допустить, что я явлюсь ему как жрица матери-природы и открою, что вполне возможно черпать блага жизни полной чашей, — какова будет ответная реакция? Разве я не погублю все еще в зародыше? Как мудры были Те, Кто направил меня сюда, говоря: «Не проповедуй Закон, но будь сама его примером».
В сумерках налетел прохладный ветерок, и сидеть на причальной тумбе стало как-то неуютно. Рано или поздно мне все равно надо будет осваиваться с новым обиталищем, и чем раньше я начну, тем скорее закончу. Да и продолжать наблюдение за человеком на том берегу тоже не имело смысла. Он все еще метался из угла в угол, словно тигр в клетке, и, похоже, собрался так провести всю ночь. Полная Луна уже поднялась над крышами, к счастью, так как на верфи не было фонарей, а прогнившие доски были не лучшим местом для моих легких туфель.
Я медленно зашагала вдоль улочки. Несмотря на теплый вечер, все окна были целомудренно зашторены. За одним из окон кто-то старательно разучивал на фисгармонии мелодию духовного гимна. Я думала о том, какая жизнь течет за этими фикусами и геранями, и скрываются ли за ними человеческие существа, не желающие мириться с обстоятельствами и стремящиеся к той жизни, в которой им было отказано. Между интеллигенцией страны и ее заурядными обывателями всегда существует дистанция в целое поколение, и еще одно — между крупными центрами и провинцией, и еще одно — между провинцией и глухими задворками. Так что в одной и той же стране и в одно и то же время разница между социальными условиями может составлять добрую сотню лет. И вполне возможно, что большинство тех, кто живет за этими плотно зашторенными окнами, довольны собой и благодарят Бога за то, что не о них пишут досужие воскресные газеты. Но не исключено и то, что из двадцати с лишком домов даже на этой короткой улочке был по крайней мере один, чьи шторы скрывали маленький ад.
Обернувшись, чтобы закрыть за собой тяжелую дверь, я бросила взгляд вдоль улицы и дальше, за реку, и мне показалось, что даже сквозь густеющий над рекой туман я вижу, как в одном из освещенных окон верхнего этажа по-прежнему мелькает беспокойная тень. Затем я заперла тяжелые засовы и вошла в большой
Остановившись и придерживая обеими руками створки дверей, я заглянула внутрь. В высоком незашторенном восточном окне стояла полная Луна. Витражи в верхнем окне тускло поблескивали, горя внутренним огнем черного опала; сквозь прозрачные стекла ряда окон, заполнявших теперь нижние арки, лунный свет беспрепятственно проникал внутрь, отбрасывая резкие тени свинцовых переплетов на горы подушек, разбросанных на широких подоконниках. Светлый персидский ковер лежал на темном натертом полу, а в центре стоял инкрустированный столик в мавританском стиле, некотором находилась широкая плоская стеклянная ваза с плававшими в ней водяными лилиями. Лунный свет падал прямо на нее, и в изгибе стекла сфокусировалась его яркая точка. Совершенно бесцветные лилии лежали на серебристой поверхности воды, но под ними мерцали странные блики золотого огня. Я стояла, глядя через весь зал на полную мягкого мерцания вазу. Приподнятая на несколько ступеней алтаря, она была на уровне моих глаз. И глазам моим стало казаться, что над водной поверхностью, подобно дымке в неподвижном воздухе, начал подниматься легкий туман, и в этом тумане был Свет. Так я узнала, что все в порядке, ибо сюда снизошла сила; Изида поселилась в храме, который я приготовила для Нее, и, говоря языком посвященных, я установила связь.
Глава 6
Странная вещь, эти контакты. Я говорила, что мое обиталище пусто, как космос, а душа моя так одинока, словно я заблудилась среди звезд. Я вышла из дома, совершенно бездумно отправилась на реку, потом вернулась, по-прежнему ни о чем не думая, взглянула на воду — и вот! Связь была установлена и энергия хлынула потоком, ибо такие вещи всегда приходят по живым каналам и никогда сами по себе. Лишь перемена, свершившаяся во мне, побудила Изиду войти, но не перемена в самой Изиде. И вот Изида соприкоснулась со мной через воду.
Я оставила окна открытыми лунному свету, но подошла к камину и помешала пригасшие было угли, так как продрогла от речного тумана. Ведь материальная основа во всех ее проявлениях нуждается в постоянной поддержке по мере ее истощения. Я устала, озябла и очень обрадовалась, увидев кофейник на медном противне среди горячих угольев. Я выпила кофе и, закурив сигарету, откинулась на подушки в глубоком кресле, отдыхая и глядя в огонь.
Поскольку Луна и вода по натуре сродни женщине, а огонь есть проявление мужского начала, то глядя в огонь, я и стала думать о том человеке за рекой. Однако немного погодя я призвала себя к порядку. Так не пойдет, решила я. Продолжая в том же духе, я непременно установлю с ним телепатический контакт. А посему, решительно выкинув его из головы изгоняющим жестом, я обратилась мыслями к своей работе и погрузилась в медитацию.
Теперь, когда у меня было место для работы, и контакт был установлен, моя задача состояла в том, чтобы найти людей, которые могли бы со мной работать. Я, до сих пор полагавшаяся только на себя, оказалась теперь в зависимости от других людей, и это меня раздражало. Я настолько свыклась с тем, что достаточно мне лишь создать внутри себя нужные условия — и дальше все пойдет само собой, что осознание зависимости от интуиции, преданности и мужества либо отсутствия оных у других людей пробудило во мне неуверенность, а в практическом оккультизме присутствие духа — это все. Фактор свободной воли вступил в силу вместе с выходом на сцену других действующих лиц, и одного того, что моя собственная душа была полностью подготовлена, было недостаточно.
Занимаясь практическим оккультизмом, больше всего я опасалась утраты мужества у тех, с кем работала. С предательством справиться легко. Неопытность не имеет значения, если есть преданность. Но с утратой мужества справиться невозможно, да и предвидеть ее тоже непросто. Те, кто много обещает, часто не оправдывают ожиданий, когда приходится держать слово. К этому со временем привыкаешь. «Хрупкие интеллектуалы, срывающиеся при малейшем напряжении», сплошь и рядом попадаются в «просвещенных» кругах. К ним тоже привыкаешь. Но как быть с тем, кто, казалось бы, свободен от всяких внутренних запретов, а потом вдруг бросается в свою детскую веру? И вот он снова на руках у мамочки, и в этой инкарнации веку разума приходит конец. «Дайте мне ребенка, пока ему не исполнилось семи лет, — говорил Игнатий Лойола, — и после этого его может брать кто хочет». Мрачный святой, похоже, этим гордился, но, по-моему, хвастать здесь нечем, во всяком случае не больше, чем если бы вы оторвали мухе крылышки. Ибо в конечном счете, если зрелый человек силой внушает семилетнему ребенку свои взгляды, какой шанс имеет этот ребенок приспособиться к изменяющимся условиям жизни в грядущие годы? Он вступает в жизнь, отставая от времени на поколение, а повзрослев, отстает на целых два. Мрачное дело эта праведность, и если бы мы не так с нею свыклись, то скоро сами бы увидели, какой нами правит Молох. Над дверью каждой церкви и часовни я бы высекла в камне слова Кромвеля, который сам был глубоко религиозным человеком: «Заклинаю вас страстями Христовыми, задумайтесь на минуту о том, что можете ошибаться». Впрочем, вряд ли во всей стране нашлась бы хоть одна церковь или часовня, которая позволила бы мне это сделать.