Лунная миля

Лихэйн Деннис

Я прошел через большую спальню, ухмыльнулся, заметив джакузи, и вошел в следующую комнату. Пустая и прибранная. Комод с отделкой под орех, такая же кровать и тумбочка — дешево, но респектабельно. Ящики пустовали, кровать — убрана. В шкафу — две дюжины пустых вешалок, на равном расстоянии друг от друга.

Комната Аманды. Уходя, она не оставила после себя ничего, кроме вешалок и постельного белья. На стене висели оправленная в рамку майка «Ред Соке» с автографом Джоша Беккета и календарь с фотографиями щенков разных пород. Единственный признак того, что Аманда вообще способна испытывать эмоции. Во всем остальном сквозило чувство спокойной точности и в целях, и в методах.

Спальня напротив представляла собой диаметрально противоположную картину.

Возникало подозрение, что кто-то засунул ее в стиральную машину, выбрал режим особо интенсивной стирки, а затем открыл дверцу. Кровать скрывалась под покровом из пледа, простыни, джинсов, свитера, футболки, джинсовой куртки и песочного цвета брюк капри. Ящики комода были выдвинуты, а над ними красовалось трехстворчатое зеркало. Правую и левую створки Софи украсила фотографиями, заткнув их между стеклом и рамой. На нескольких из них был парень. Зиппо, скорее всего. Если верить снимкам, на голове у него практически всегда красовалась повернутая набок бейсболка с логотипом «Соке». От уха до уха по челюсти тянулась полоска волос, еще один клочок занимал пространство между нижней губой и подбородком. Наколки на шее, серебряные колечки в бровях. На большинстве фотографий он приобнимал Софи. На всех — держал в руках или пивную бутылку, или красный пластиковый стаканчик. Софи улыбалась, но казалось, что она примеряет разные улыбки, пытаясь подобрать ту, какой от нее ожидают окружающие. Похоже, у нее были проблемы со зрением — на каждом снимке она слегка щурилась. Мелкие зубы неуверенно выглядывали из каждой улыбки. Трудно было представить ее счастливой. Выше и ниже фотографий за раму зеркала были заткнуты билеты в различные клубы. Старые, в основном на прошлую весну и раннее лето. Все заведения — исключительно «от 21 года».

Софи явно старалась выглядеть старше 21 года. Но не обратить внимания на детский жирок, покрывавший ее подбородок и щеки, было невозможно. В любом клубе, впуская ее внутрь, вышибалы явно понимали, что она несовершеннолетняя. На большинстве фотографий она была с Зиппо; на двух — со своими подружками, ни одной из которых я не узнал и ни одна из которых не была Амандой. Впрочем, снимки были обрезаны с левой стороны, ампутировав левое плечо Софи там, где оно предположительно касалось кого-то, стоявшего рядом.

Я обыскал комнату, нашел несколько пузырьков с таблетками. Названий лекарств я не распознал, но от этикеток веяло холистической дурью. Я сфотографировал их на телефон и продолжил обыск. Нашел несколько браслетов — достаточно, чтобы можно было заподозрить Софи в фетишизме или предположить, что она собирала их с какой-то целью. Я пригляделся. Большинство было свалено в кучу на верхней полке шкафа, некоторые разбросаны по всей комнате.

Я стянул с кровати одеяла, скинул на пол груды одежды и обнаружил ноутбук, мигнувший мне огоньком зарядного устройства. Я раскрыл его, и глазам моим предстала заставка — фотография Софи и Зиппо, демонстрирующих двухпальцевый «гангстерский» жест, что автоматически означало — к гангстерам они не имеют ровно никакого отношения. Я щелкнул на иконку в левом верхнем углу экрана и добрался до главной панели управления компьютера. Пароля у меня так и не спросили. Нашел информацию об IP-сервере, которую у меня спрашивала Энджи, вбил ее в телефон и отправил ей эсэмэской.

Я вернулся на рабочий стол компьютера, затем щелкнул на иконку почтового клиента.

Софи явно не любила удалять письма. В почтовом ящике у нее хранилось 2871 сообщение — переписка примерно за год. В «Отправленных» было 1673 письма, тоже где-то за год. Я позвонил Энджи и рассказал о своих находках.

— С данными об IP сможешь взломать ее почту?

— Запросто, — сказала она. — Сколько ты там уже?

— Не знаю, минут двадцать примерно.

— Немало, если учесть, что ты торчишь в доме людей, не имеющих предсказуемого рабочего графика.

— Ну ты прям как моя мама.

Она положила трубку.

Я вернул все на свои места и спустился на первый этаж. В столовой, на стоявшем в

центре комнаты столе, я нашел картонную коробку, доверху набитую письмами. Ничего выдающегося — в основном счета, в основном за электричество и воду, плюс несколько счетов по кредиткам и выписки с банковских счетов. Но затем я посмотрел на имена адресатов. Ни один из них не жил по этому адресу. Дэрил Бускет проживал в Вествуде, Жоржетт Бинг — во Франклине, Майка Грикспур в Шероне, а Верджил Кридлин — в Дедэме. Я пролистал всю пачку писем и насчитал еще девять имен, и все они принадлежали обитателям соседних городов — Уолпола, Норвуда, Мэнсфилда, Плейнвилла. Сквозь дверной проем я взглянул в гостиную, на стоявшую там батарею компьютеров. Практически пустой дом, немногочисленная мебель, явно купленная по дешевке и мелким оптом, — вполне понятно, что превращать это место в жилище никто и не собирался. Девять компьютеров. Краденая почта. Будь у меня время, я бы точно нашел здесь свидетельства о рождении младенцев, которые вскоре после выдачи документа скончались. Спорить готов, на все свои деньги, до последнего цента.

Я снова взглянул на письма. Но почему они так глупо себя ведут? Как можно защищать компьютеры паролями, но при этом забыть включить сигнализацию? Зачем выбирать идеальное место для занятий подобным дерьмом — дом в тупике, кругом пустырь и народу ни души, — но при этом оставить пачки ворованных писем в коробке на виду?

Я обыскал кухню, но не нашел ничего, кроме пустых шкафчиков и холодильника, в котором лежали пластиковые упаковки еды навынос, пивные бутылки и банки с кока-колой. Я закрыл дверцу холодильника и вспомнил, что одноклассница Аманды говорила что-то насчет микроволновки. Я открыл ее, заглянул внутрь. Микроволновка как микроволновка. Белые стенки, желтая лампа, круглый поддон. Я уже собрался закрыть ее, когда в нос мне ударил резкий запах. Я присмотрелся к стенкам. Да, белые, но кое-где на них осел такой же белый налет. Приглядевшись, я заметил его и на желтой лампочке. Я нашел нож для масла и легонько провел им по одной из стенок. На лезвии осел мелкий порошок, белый и невесомый, словно тальк.

Я захлопнул дверцу микроволновки, положил нож обратно в ящик и вернулся в гостиную. Шагнув туда, я услышал, как поворачивается ручка входной двери.

Я не видел ее одиннадцать лет. И меня это вполне устраивало. Но вот она здесь. Она сделала четыре шага, прежде чем заметила меня и посмотрела мне в глаза. Она пополнела: в основном жир отложился на бедрах, на лице и на шее. Пятен на коже стало больше. Ее васильковые глаза, самая привлекательная ее черта, совсем не изменились. Она раскрыла их, и ее рот сначала превратился в узкий, сморщенный овал, а затем — в неуверенную улыбку. Вряд ли она поверила бы мне, если бы я сказал, что пришел починить унитаз. Я выдал ей максимально беспомощную улыбку, развел руками и пожал плечами.

— Патрик? — сказала она.

— Как поживаешь, Хелен?

Глава 15

Кенни вышел у нее из-за спины. С полсекунды он непонимающе смотрел на меня, а затем завел руку себе за спину. Я поступил точно так же.

Он сказал:

— О.

Я сказал:

— Ага.

У него из-за спины вышла девочка-подросток. Она открыла было рот, но не издала ни звука. Руки у нее тряслись, будто через нее пропускали ток. Она стремительно шагнула влево, убираясь с линии огня. Я пригляделся к ней. Софи Корлисс. Как ее отец и хотел, она похудела. Даже очень. Костлявая, взмокшая, она перестала трястись и теперь дергала себя за волосы.

Я вытянул руку:

— Можем обойтись и без этого.

— Без чего? — спросил Кенни.

— Без тыкания друг в друга пушками.

— Ну, тогда просвети меня, как нам без этого обойтись.

— Например, — предложил я, — я могу убрать руку с пистолета.

— Ага. А я возьму и пальну тебе в рыло.

— Да, есть такая вероятность, — согласился я.

— А если я уберу руку? — Он скривился. — Результат будет тот же, только труп будет мой.