Лунная миля

Лихэйн Деннис

Он опустил глаза.

— Да пошел ты, — прошептал он.

— Как скажешь.

Я представил себе девочку, которую нашел после семи месяцев поисков. Она играла на крыльце дома недалеко отсюда с женщиной, которая ее обожала, и с бульдогом по кличке Ларри. Если бы я позволил ей остаться с ними, кем бы она стала сегодня? Возможно, ее нервная система не выдержала бы испытания памятью и сознания того, что вся ее жизнь с Патрисией и Джеком Дойл была основана на обмане. А возможно, она напрочь забыла бы о годах, проведенных с матерью-алкоголичкой в пыльной дорчестерской халупе, провонявшей пивом и табаком, и жила бы нормальной жизнью в небольшом городке, а про подделку документов, русских киллеров и солнцевскую братву узнавала бы из новостных передач по телевизору.

Даже если бы Аманду никто не похищал, ее шансы вырасти нормальным человеком оценивались как один к ста миллионам. Неким извращенным способом похищение показало ей, что существует и другая жизнь, не такая, как у ее матери, состоявшая из фастфуда, переполненных пепельниц, вечных долгов и приятелей, каждый из которых отмотал свой срок в тюрьме. Получив шанс побывать в маленьком городке у подножия гор, она приняла волевое решение однажды вернуться сюда, и, возможно, как раз с этого момента определяющей чертой ее характера стала решимость добиваться своего.

— Они от нас не отстанут, — сказал Дре. — Независимо от того, что тебе сказал Ефим.

— Почему?

— Ну, для начала кто-то должен заплатить за Тимура.

— Кто такой Тимур? — спросила Энджи, пересаживаясь на диван.

— Он был русский.

— И что с ним случилось?

— Мы его вроде как убили.

Глава 21

— То есть вы вроде как убили русского по имени Тимур, чтобы заполучить Белорусский крест?

— Нет, — сказал он.

— Нет, не убили?

— Нет, убили, но не для того, чтобы заполучить Белорусский крест. Мы про него вообще ни хрена не знали, пока не открыли кейс.

— Какой кейс? — спросила Энджи, сдвинувшись на самый краешек дивана.

— Кейс, который был пристегнут к запястью Тимура.

Я прищурился.

— Чего-чего?

Дре достал из кармана фляжку, посмотрел на нее и убрал назад. И тут же принялся крутить на пальце ключи с брелоком. На брелоке была фотография Клер.

— Вы слышали про Зиппо?

— Бойфренд Софи, — сказала Энджи.

— Да. Обратили внимание на то, что в последнее время его никто не видел?

— Обратили.

Он откинулся на диване, словно на приеме у психоаналитика, и поднял над головой ключи, покачивая ими. Тень от брелока с фотографией Клер пробегала по его лицу.

— В Брайтоне, рядом с Массачусетской платной автострадой, есть склад старого кинореквизита. У них целый этаж выделен под афиши. Половина из них — европейские. На втором этаже хранят реквизит и костюмы. Если хотите увидеть диплом по философии, который в фильме «Придорожное заведение» висел на стене у Суэйзи, то знайте, что он именно там, а не в Лос-Анджелесе. Складом заправляют русские. У них там до фига всего. Ковбойские штаны Шэрон Стоун из фильма «Быстрый и мертвый». Костюм йети из «Гарри и Хендерсоны». А вот на третий этаж никого не пускают. У них там что-то вроде подпольного родильного дома. — Он пошевелил пальцами. — Не забывайте, что я врач. На обычных детей, которые появляются на свет в легальных медицинских учреждениях, сразу заводят кучу документов. То есть у них появляется бумажный след, который ничего не стоит проверить. А детишки, родившиеся на складе кинореквизита в Брайтоне, никаких документов не имеют. И уже через три дня их куда-то переправляют самолетом. Многих уносят сразу после рождения.

— Как Клер, например? — Энджи наклонилась вперед и подперла щеку рукой.

Дре поднял палец.

— По плану именно это должно было произойти с Клер. Но в родильной палате находились не только мы с Софи. Там были еще Аманда и Зиппо. Я возражал против их присутствия. И без того нелегко отдать своего ребенка, а уж если видишь, как он появляется на свет, — тем более. Но Аманда, как всегда, настояла на своем. Поэтому мы все оказались там, когда Софи рожала. — Он вздохнул. — Роды были просто потрясающие. Все прошло идеально. Как в учебнике. С юными матерями иногда такое случается. Редко, но случается… — Он пожал плечами. — Мы передавали друг другу младенца, смеялись, плакали и обнимались.

Я даже обнял Зиппо, хотя вообще-то терпеть его не мог. И вдруг открывается дверь. А за ней — Тимур. Здоровенный лысый мужик с огромными чернобыльскими ушами. Рожа такая, что и во сне не приснится. Подозреваю, его только родная мама могла любить, и то если была слепая. Не думайте, я не шучу. Он в самом деле родился в Чернобыле в середине восьмидесятых. Не человек, а мутант. Полный набор: алкоголик и наркоман. И он пришел забрать новорожденного. Явился почему-то раньше времени, обсаженный до полной невменяемости. К запястью у него был пристегнут кейс.

Картина понемногу прояснялась. В комнату вошли пятеро, двое умерли, но вышли четверо.

— Договариваться с ним было бессмысленно? — предположил я.

— Договариваться? — Дре выпрямился и убрал ключи в карман джинсов. — Тимур вломился, сказал: «Гони младенца» — и направился резать пуповину. Христом Богом клянусь, я в жизни не видел ничего страшнее. Я держу младенца, а он хватает хирургические ножницы и прет на меня. Минуту назад мы смеялись сквозь слезы и обнимались, и вот на меня прет чернобыльский мутант с хирургическими ножницами наперевес. И собирается перерезать пуповину. При этом один глаз у него закрыт, потому что он настолько угашен, что у него двоится в глазах. В этот момент Зиппо прыгнул ему на спину и перерезал ему глотку скальпелем. Вскрыл от уха до уха. — Дре на секунду закрыл лицо ладонями. — Ничего ужаснее я в жизни не видел, а я проходил интернатуру в отделении экстренной медицинской помощи. В Гэрри, штат Индиана.

Из спальни уже некоторое время не доносилось ни звука. Я встал.

Дре этого даже не заметил.

— А теперь самое интересное. Чернобыльский мутант Тимур даже с перерезанной глоткой ухитрился скинуть Зиппо с загривка. Тот упал на пол, и Тимур всадил ему в грудь три пули.

Я подошел к двери спальни и прислушался.

— Потом эта ошибка природы навела ствол на нас. Мы поняли, что сейчас умрем. Но тут глаза у него закатились, и он рухнул на пол. Мертвый.

Я легонько постучал в дверь спальни.

— Мы не знали, что нам делать. Что бы ни произошло, они бы нас, скорее всего, убили. Кирилл любил Тимура как преданного пса, каким тот, собственно, и являлся.

Я снова постучал в дверь и, не дождавшись ответа, толкнул ее. Она была не заперта. Я с порога оглядел пустую спальню. Ни младенца, ни Аманды.

Я обернулся к Дре.

— Сбежала? — безо всякого удивления в голосе спросил он.

— Да, — сказал я. — Сбежала.

— Она часто так делает, — сказал он, обращаясь к Энджи.

Мы стояли позади дома, оглядывая небольшой двор и гравийную дорожку, которая выходила на узкую грунтовку. На другой ее стороне располагался другой двор, окружавший белый викторианский особняк с зелеными ставнями.

— Значит, у вас была еще одна машина? — спросил я.

— Вы же частные сыщики. Разве вы не должны проверять такие вещи заранее? — Дре вдохнул чистый горный воздух. — Ручная коробка передач.

— Что?

— У Аманды в машине. У нее маленькая такая «хонда». Она поставила ее на нейтралку, скатила с холма, а потом свернула направо. — Он показал направление. — Секунд за десять добралась до дороги, завела мотор и переключилась на первую передачу. — Он присвистнул. — И укатила.

— Круто, — сказал я.

— Говорю же, она часто так поступает. Она легка на подъем. И если ей что-то не нравится, она просто сматывается. Она сюда еще придет.

— А что, если нет? — сказал я.

Он присел на стоявший на крыльце диванчик.

— А куда ей еще податься?

— Она «великий самозванец» в юбке. И может отправиться куда захочет.

Он воздел вверх указательный палец:

— Это верно. Но она этого не сделает. Все то время, пока мы с ней в бегах, я без конца твердил ей, что самое разумное — свалить в другую страну, на какой-нибудь тропический остров посреди океана. Но она и слышать об этом не хотела. Когда-то давно она была здесь счастлива, поэтому она постоянно будет стремиться сюда.