Лунная пыль. Рассказы
Шрифт:
Да, эта телепередача вошла в историю. Впервые миллиард людей одновременно смотрел программу, которая создавала эффект присутствия в любом уголке Земли, зрители наблюдали перекличку виднейших граждан мира. Сотни камер на земле, в небесах и на море пытливо всматривались во вращающийся земной шар; и в конце на экране появилась великолепная панорама Земли. Благодаря трансфокатору в камере, установленной на спутнике, наша планета как бы медленно удалялась, пока не затерялась среди звезд…
Конечно, не обошлось без накладок. Одна камера, установленная на дне Атлантического океана, не включилась своевременно, и пришлось зрителям дольше задуманного любоваться Тадж Махалом. Из-за неправильного
И все три часа, одинаково непринужденно представляя знаменитых людей и неизвестных, звучал красивый, но ничуть не манерный голос Грега. Он превосходно выполнил свою задачу, и как только передача кончилась, с Земли посыпались поздравления. Правда, ведущий их не слышал: после переговоров со своим агентом он лег спать.
На следующее утро его ждала идущая на Землю ракета, а на Земле — любая должность, какую он только пожелает. Но ракета ушла без Грега Уэнделла, отныне младшего диктора Второй Релейной.
— Они решат, что я свихнулся, — сказал он, радостно улыбаясь. — Но на что мне сдалась вся их мышиная возня? Здесь я вижу всю вселенную, воздух здесь чистый, никакого смога, тяготение такое, что я чувствую себя Геркулесом, и мои бывшие жены, эти три душки, не смогут до меня добраться.
Грег послал уходящей ракете воздушный поцелуй.
— До свиданья, Земля! — крикнул он. — Я вернусь, как только начну тосковать по заторам на Бродвее и мглистым рассветам. А одолеет ностальгия — достаточно нажать кнопку, и я увижу любой уголок планеты. Здесь я по-настоящему в гуще событий, не то что на Земле. А захочу — могу совсем отгородиться от человеческого рода.
Продолжая улыбаться, он смотрел, как ракета начинает свое долгое падение на Землю, где богатство и слава напрасно ждали его. Затем, весело насвистывая, восьмифутовыми шагами вышел из контрольного пункта: пора было читать прогноз погоды для Южной Патагонии.
Случайная встреча
Должен сразу же вас предупредить: у этой истории нет конца. Зато начало можно установить точно — я познакомился с Джулией, когда мы учились вместе в Астротехе. Я уже был в аспирантуре, она перешла на последний курс факультета физики солнца, и весь последний год в институте мы встречались довольно часто. У меня до сих пор цела шерстяная шапочка, которую она связала мне, чтобы я не набил себе шишек гермошлемом. (Нет-нет, я никогда ее не надевал, это было бы кощунство!)
Увы, когда меня назначили на Второй Релейный, Джулия попала на Солнечную Обсерваторию — на таком же расстоянии от Земли, но в нескольких градусах восточнее по орбите. Вот так: оба на высоте двадцати двух тысяч миль над центром Африки, а между нами девятьсот миль пустынного, враждебного космоса.
Первое время мы были слишком заняты и не так сильно ощущали боль разлуки. Но когда прошла прелесть новизны и жизнь в космосе стала привычной, наши мысли полетели через разделяющую нас бездну. И не только мысли: я наладил дружбу со связистами, и нам с Джулией удавалось побеседовать, пользуясь межстанционным телеканалом. Правда, почему-то на душе только хуже, когда глядишь друг на друга и не знаешь, сколько еще людей видят вас в то же время. Космическая станция не создана для личной жизни…
Иногда я наводил один из наших телескопов на недосягаемую сверкающую звезду обсерватории. Кристальная чистота космоса допускает огромные увеличения, и я видел все подробности — солнечные телескопы, герметичные сферы, в которых жили сотрудники, карандашики транспортных ракет, прилетавших с Земли. Часто среди аппаратуры двигались фигурки в скафандрах, и я напрягал зрение, тщетно пытаясь их распознать. Даже с нескольких футов трудно узнать человека, облаченного в космический скафандр, и все-таки я не мог удержаться от попытки.
Мы уже покорились необходимости призвать все свое терпение и ждать, ждать полгода до отпуска, и вдруг нам повезло. Еще не прошло и половины нашего срока, когда начальник транспортной секции внезапно объявил, что отправляется с сачком ловить метеоры. Буйным он не стал, но все-таки пришлось вернуть его на Землю. А меня назначили врио; таким образом я, во всяком случае теоретически, стал вольным сыном эфира.
Я повелевал десятью маломощными реактивными скутерами, а также четырьмя ракетами покрупнее для переброски людей и грузов с орбиты на орбиту. О том, чтобы воспользоваться ракетой, нечего было и думать, однако несколько недель тщательной подготовки позволили мне осуществить план, который родился в моей голове через две микросекунды после того, как меня назначили на пост руководителя транспортом.
Не стану рассказывать, как я мудрил с расписанием, бортовыми журналами и горючим, как уговорил товарищей не выдавать меня. Важно то, что примерно раз в неделю я влезал в свой скафандр, пристегивался к каркасу скутера N 3 и на малой скорости покидал станцию. Отойдя подальше, давал полный газ, и маленький реактивный мотор мчал меня через девятисотмильную пропасть к обсерватории. Весь путь отнимал минут тридцать, и управление было предельно простое. Я без приборов видел, куда и откуда лечу. И все-таки должен признать, что примерно на полпути я иногда чувствовал себя — как бы это сказать — несколько одиноким, что ли. На пятьсот миль вокруг — ничего плотного, вещественного, и Земля казалась невообразимо далекой. В такие минуты очень помогало настроить свой приемник на волну главной сети и послушать, как переругиваются корабли и станции.
На полпути я разворачивал скутер на сто восемьдесят градусов и начинал торможение. Десять минут спустя обсерватория приближалась настолько, что можно было невооруженным глазом различить детали ее конструкции. И вот уже я подплываю к герметичному пластиковому пузырю, в котором оборудовали спектроскопическую лабораторию. Теперь только воздушный шлюз отделяет меня от Джулии.
Не буду утверждать, что мы говорили только о последних достижениях астрофизики или о том, как выполняется график монтажа спутников. Мы меньше всего думали о таких вещах; и на обратном пути мне всегда казалось, что я лечу невероятно быстро.
Однажды, когда я возвращался домой, вспыхнул радарный сигнал на моей приборной доске. Какой-то крупный предмет стремительно приближался. Метеор, решил я, может быть, даже небольшой астероид. Но при такой мощности сигналов я должен его видеть. Определив направление, я стал рассматривать созвездия. Мысль о столкновении мне даже и в голову не приходила: космос столь невообразимо велик, что я чувствовал себя в сто раз надежнее, чем человек, переходящий улицу на Земле.
Вот она — яркая, заметно растущая звездочка в нижней части Ориона. Уже превосходит по яркости Ригель, а еще через несколько секунд я видел не точку, а диск. Он двигался так быстро, что я едва поспевал следить за ним. Промелькнула крохотная, неправильной формы луна. Замерцала и потухла, удаляясь в своем неотвратимом безмолвном движении.