Лунная радуга
Шрифт:
— Мне… — начал я неуверенно, — мне трудно было решиться…
— Без вступлений, — тихо сказал капитан.
Я торопливо, в безобразно скомканном виде выложил Молчанову то, с чем пришел. Слушал он меня с бесстрастным выражением липа, спокойно, словно не ощущая ни малейшего различия между информацией о подготовке сектора к режиму торможения и информацией о чуваке. Под конек я выдал ему сообщение, на эффект которого очень рассчитывал, — сообщение о разбитом экране аккумуляторного отсека. Дескать, вот вам вещественное доказательство очередной «диверсии», и делайте с ним что хотите. Молчанов не знал, что с ним делать. Спросил:
— Как, по-вашему, я обязан поступить?
—
— Власть не всегда принимает решения единолично. Иногда ей нужен совет. Представьте себе на минуту, что подобную информацию получил не я, а получили вы. Как бы вы поступили на моем месте?
— Ну… прежде всего я, видимо, счел бы целесообразным вызвать к себе инженера-хозяйственника и десантника Рэнда…
— Час, — сказал капитан. — Переговоры с инженером-хозяйственником и Рэндом Палмером займут как минимум час. Не говоря уж обо всем остальном. Сегодня я не могу позволить себе такую роскошь. Но дело даже не в этом…
— Понимаю. Вы не верите мне.
— Вам я верю, — спокойно сказал он. — Но почему я должен уверовать в ситуацию, не подкрепленную точными фактами?
Как правило, по внешнему виду и манерам поведения современного человека довольно трудно угадать, какое место на иерархической лестнице в той или иной сфере общественной деятельности он занимает. Но встречаются прелюбопытнейшие индивидуумы, на которых это правило не распространяется. Сразу можно понять, где он стоит: «над» или «под». Знаете, есть такие очень яркие «под»: «Не уполномочен… Не имею права брать на себя ответственность… Сочувствую, рад бы, но от меня, к сожалению, не зависит…» Наш капитан — индивидуум противоположного полюса. Прямо посаженная голова, прямые плечи, идеально, будто нарочно, выпрямленный торс. Но за этой кажущейся почти неестественной вертикально-прямолинейной осанкой угадывалась скрытая гибкость. Гибкость спокойная, взятая, я бы сказал, в жесткий корсет силовой выправки… Нет, наш капитан не страдает высокомерием, в его поведении, манерах вряд ли мощно заметить что-нибудь необычное. Но две-три минуты общения с ним — и вы проникаетесь абсолютной уверенностью, что человек этот «над». Он ответствен за все, что может, и может все, за что ответствен. Выше его головы только совесть и долг. Разумеется, вы сознаете, что есть немало категорий реальности, «всевластие» над которыми выглядит эфемерно. Однако, общаясь с Молчановым, вы начинаете верить — верить! — что в любой непредвиденной ситуации он примет нужное, действительно правильное решение. А если не примет, то обстоятельства того, очевидно, не стоят. А отсюда следует… Я обескураженно смотрел на Молчанова, пытаясь себе уяснить, что же именно отсюда следует в теперешний момент.
— Так по каким же, на ваш взгляд, причинам мне следует верить в то, чему нет проверенных доказательств? — повторил вопрос капитан.
— Я не вижу причин, по которым верить не следует.
— Это не ответ.
— Согласен. Но о каких еще причинах может идти речь, если на корабле происходит нечто из ряда вон…
— На борту рейдера ничего особенного не происходит, — возразил капитан: — Полет протекает в строгом соответствии с разработанным планом. Ни одного серьезного отступления от полетного режима нет.
— С этим спорить не буду. Наверняка вы правы, и в административно-техническом аспекте все обстоит вполне благополучно. Так сказать, результат-концентрат. Но ведь нельзя не учитывать, что корабль живет еще и внутренней человеческой жизнью, как правило, глубоко скрытой от постороннего для нее административного ока.
— Если частная жизнь на борту не входит
— Видите ли, Игорь Михайлович… Когда дойдет до явного противоречия, может оказаться, что принимать какие-либо меры поздно.
— Видите ли, Альбертас Казевич, между «рано» и «поздно» существует вполне достаточный интервал для нормальной административной деятельности. Нельзя торопиться и не нужно опаздывать. Надо действовать вовремя.
— Понимать так, что я заинтересовался этим делом преждевременно?
— Вы — нет. Пожалуйста, интересуйтесь сколько угодно. Целиком на ваше усмотрение. Тем более что за состояние «внутренней» жизни экипажа вы несете известную долю ответственности.
— Кстати, вы тоще… известную долю.
— Не отрицаю. Но прежде всего я администратор и обязан действовать в рамках административных правил. Пока я вишу: вы не рискнули подать мне рапорт об этом в положенной форме, решили ограничиться частной беседой.
— Я готов подать рапорт в официальной форме.
— Допустим, — спокойно сказал капитан. — Однако готовы щи сделать то же самое инженер-хозяйственник и командир группы десантников Нортон?
— Инженер-хозяйственник — да. Ему первому довелось ощутить, что на борту корабля не все ладно. Нортон — не знаю…
— Значит, скорее всего, нет. Кстати… не кажется ли вам, что в поведении инженера-хозяйственника тоже не все ладно?
— Что вы этим хотите сказать?
— Опуская кое-какие подробности служебно-технического свойства, скажу: я дважды совершенно отчетливо улавливал исходящий от инженера-хозяйственника запах спиртного.
— Дважды?
— Почему вы удивились именно этому слову?
— Если бы вы сказали «однажды», я принял бы это на свою ответственность, поскольку именно однажды нашел необходимым прописать инженеру-хозяйственнику небольшую дозу спиртного. Из психотерапевтических соображений.
— Психотерапевтических… — повторил капитан.
— Другими словами, для нервной разрядки.
— Похоже, к этому способу нервной разрядки ваш пациент иногда прибегает и без специальных на то предписаний. Назревает нужда отвлечь его от опасной склонности к самолечения.
— Я, разумеется, это проверю и постараюсь принять соответствующие меры.
— Постараетесь?… Очевидно, вы не поняли меня. Это мой приказ.
— Я понял. Приказ будет выполнен, если ваш «диагноз» действительно подтвердится. Я прежде всего медиколог и обязан действовать в русле этических принципов медицины.
— О результатах доложите мне лично в конце обратного пути, — продолжал капитан. — Не скрою, от этого результата во многом будет зависеть дальнейшее пребывание инженера-хозяйственника в составе экипажа. Кстати, об этике… — Молчанов помедлил, словно раздумывая, стоит ли тревожить эту тему. — Не далее как вчера вечером инженер-хозяйственник устроил шумный скандал в одном из бытовых отсеков. Точнее, в девятом отсеке…
Я обомлел. Дело принимало скверный оборот. Бак утаил от меня подробности вчерашних событий. Однако, зная сверхъестественное умение инженера-хозяйственника попадать в глупейшие ситуации, легко можно было представить себе масштабы его очередного промаха… Забегая вперед, скажу, что мои дурные предчувствия подтвердились: десантники с удовольствием поведали мне живописные подробности вечерней заварушки. Попутно я выяснил, что инициатором заварушки к основным разглашателем ее результата был не кто иной, как вездесущий Ян Весло. Хотя происшествие не стоило и выеденного яйца, авторитет инженера-хозяйственника пал ниже нуля. А дело было так.