Лунное золото Революции
Шрифт:
Она приблизилась, закрутилась.
За спиной вскрикнул Деготь. Федосей не отреагировал – спасая корабль, он спасал и его тоже. Пара царапин небольшая цена за целую голову.
Ощущение, что в него целятся, стало таким нестерпимым, что Федосей включил маршевый двигатель. Корабль потащило в бок. Мимо, нелепо растопырив руки и ноги, пролетел Дёготь. Ни пристегнулся, зараза…
Еще маршевым, еще, еще…
В сторону..
Вниз…
Опять в сторону….
На мгновение перед иллюминатором мелькнула полоса распушенного воздуха.
Корабль содрогнулся,
– Вниз! Вниз!
Раз уж они тянулись к ним издалека, оставалась одна надежда – спрятаться за кривизной земного шара. Теперь за стеклом крутилась, приближаясь, земля. Корабль ввинчивался в неё как штопор.
Она заполняла уже все вокруг. Цифры высотомера крутились как бешенные, приближаясь к нулю. У Федосея похолодело в груди. Теперь выбирать не приходилось. Он, опустив заслонки на иллюминаторы, сказал:
– Всегда надеялся, что никогда мне это не понадобится…
И включил систему аварийного торможения.
Первый, самый страшный удар, он принял, еще сохраняя сознание, а вот второго и третьего, когда корабль, отскочив от земли, через три километра врезался в лес, а потом в гору – уже нет.
Земля.
Май 1931 года.
Федосей пришел в себя в темноте. Болело все, но плечи – особенно. Он чувствовал себя привязанным к чему-то. Покрутив руками вокруг, сообразил, что висит на ремнях, а прямо под ним – пульт. Нащупав в боковом кармане кресла фонарик, он осветил рубку. Луч пробежался по кабине, натыкаясь на разбитое оборудование. Дегтя нигде не было видно.
– Эй, - крикнул Малюков –Э-э-й!
Крика не вышло, но от этого усилия что-то щелкнуло за ушами, и темнота наполнилась звуками. Рядом что-то шуршало и совсем издалека доносился ритмичный стук.
– Стучат… - сказал Федосей автоматически.
– Кто стучит? Луна же…
У Федосея стало легче на душе. Жив товарищ! Хотя если по ответу судить, то досталось ему поболее, так что и не мудрено, что заговаривается. Но уже то хорошо, что нашелся.
Чтобы не произошло с ними перед этим – сейчас было хорошо. Они живы и «Лунник» стоит неподвижно, и эта неподвижность даёт надежду, что события уже закончились.
Неподвижность и отсутствие воды перед глазами.
Они явно стояли где-то на земле. В смысле на тверди. Конечно, теоретически они могли стоять и на морском дне, но именно что только теоретически. Если уж людям так досталось при посадке, то кораблю должно было достаться еще больше. Федосей, например, не сомневался, что дыр и трещин в корабле стало куда больше, чем до взлета, а значит будь они в воде, то тут уже плескались бы морские волны.
– Ты как там? – спросил он товарища. – Живой?
– У-у-у-у-у… -отозвался товарищ и добавил еще несколько слов. По голосу ясно было, что это не шутка, а просто больно человеку. Судя по тому, откуда доносились стоны Дегтя, его унесло за электротехнический шкаф, зажав между ним и перегородкой.
Корабль стоял вроде бы вертикально, только не как полагалось при нормальной посадке, кормой вниз, а наоборот. Федосей представлял это так, словно видел собственными глазами. Представлялось хорошо. Вплоть до духового оркестра перед шлюзом. Он тряхнул головой.
Под продолжавшийся негромкий стук осторожно расстегнул ремень и, готовясь к боли, прыгнул на пульт. Под сапогами захрустело битое стекло, но после того, что тут случилось, жалеть было нечего.
Нет. Не вертикально стоял «Лунник», а под наклоном.
Нащупав за шкафом товарища, Малюков потащил его к себе, но тот, вместо благодарности, заорал злобно и сказал, что лучше сам как-нибудь отсюда выберется, без такой вот помощи и пусть лучше Федосей пойдет, разберется с тем, кто колотит по кораблю, пока тот, который колотит, не расколошматил его вдребезги…
Федосей последовал доброму совету и, слушая, как за спиной продолжает бушевать товарищ, пошел куда послали.
Можно было и не спрашивать, как тот себя чувствует – скверно он себя чувствует и оттого ругает все, до чего дотягивался язык – и крепость шкафа и его углы и Луну, и мерзавцев, что осмеливаются сбивать советские корабли и невесомость, что пропала, и земную тяжесть, что появилась, и свои некрепкие ребра. Досталось и Федосею и грузу золота. Вспомнив про него, Малюков прислушался.
Где-то впереди, совсем недалеко негромко гремело металлом о металл. Он почувствовал, как губы расползаются в улыбку.
Скорее всего, это именно лунное сокровище звенело, высыпаясь из трещины в стене склада.
Отбрасывая покореженные и вырванные из стен приборы, Федосей добрался до коридора и выглянул. Так и есть. Из стены, ставшей потолком, лилась струйка мелких самородков.
Тут оно! Никуда не делось!
Он машинально подставил ладонь и звук пропал. Заткнуть дыру было нечем и под продолжившийся звон и пошел к выходу. Нащупав люк, постанывая от боли, откатил его в сторону. Крышка нырнула в стену, обдав его солнечным светом и густым запахом травы и земли. После стерильного воздуха корабля запахи ударили словно молотом. В Федосеевых глазах запрыгали искры, закрутились круги и он привалился плечом к стенке.. Тяжелый как наковальня наган оттягивал руку. Крепко тянула к себе земля. По-матерински.
«Тяжек воздух нам земной» - неожиданно всплыло в памяти.
Так он простоял с полминуты. Прогнав черных мух из слезящихся глаз, огляделся. Чуть в стороне, шагах в двадцати кто-то стоял. Именно там и стучали. Козырьком ладони прикрыв глаза от солнца, Федосей рассмотрел нарушителя спокойствия.
Рядом с кораблем стоял отчетливо древний старик и молча смотрел на него, продолжая постукивать палкой по стальному боку «Лунника». Очень долго Федосей соображал, что же он должен сделать, так и не сообразив, просто крикнул: