Шрифт:
Шарль Хеннеберг
ЛУННЫЕ РЫБАКИ
Пер. с франц. А. Иванова
Хьюго Пэйдж, пилот-испытатель группы "Хронос" 2500 года, с интересом посмотрел на аппарат, возвышавшийся посреди лаборатории изучения хрональной независимости. Белая кабина, заполненная светящимися приборами, напоминала рубку космического корабля.
– Это и есть рубка космического корабля,- подтвердил профессор Рецки.- Такая форма выбрана вполне сознательно, из психологических соображений. Вошедший сюда человек подвергнется таким же космическим излучениям, как и астронавт, выходящий в пространство-время. Четвертое
– Значит, путешествие будет лишь сном?
– Нет. Мир реален, и все остальное реально. Поймите меня правильно, я не собираюсь вводить вас в заблуждение. Опасности, с которыми вы встретитесь, настоящие. Есть только одно особое обстоятельство: если вы умрете, ваше тело останется здесь.
– Хоть это утешает,- ответил Пэйдж. С фигурой архангела,
со взлетающими черными локонами и удлиненными фиолетовыми глазами он напоминал принца с персидской миниатюры. Рецки подумал, что Пэйджа выбрали из толпы стандартизованных героев именно из-за необычной внешности.
– Сам принцип путешествия уменьшает риск,- успокаивающе сказал он.
– Какой-то новый закон?
– Да, именно. С тех пор, как примерно триста лет назад были предприняты первые путешествия в гиперпространство, человечество встало перед проблемой: хотя мы и знаем, что время - это одно из измерений, что оно развертывается и снова сворачивается по своим законам, и наши пилоты возвращаются из далеких галактик молодыми, если даже имена их родителей давно стерлись с надгробий... и все же путь во время был для нас закрыт, нас удерживал какой-то невидимый барьер, вроде светового или звукового, преодоленного пилотами двадцатого века...
Это требовало своей теории. Выдвигались самые экстравагантные гипотезы, кое-кто аргументировал эффект стабильностью прошлого. Люди развлекались мысленными задачками типа: "Если вам во время пребывания в прошлом выпало несчастье убить вашего дедушку, прежде чем он произвел на свет вашего отца или мать, существуете ли вы тогда? А если не существуете, то как же вы смогли его убить?" Это то, что называют парадоксом времени.
Пэйдж рассмеялся.
– Как будто можно быть уверенным, кто твой предок!
– Принцип неопределенности, конечно. Ученый протер запо
тевшие очки.
– Но это все только отговорки. Ответ до
смешного прост. Оказалось, со времен Уэллса весь мир, как загипнотизированный, исходил из ложных предпосылок - проблему трактовали в материальной плоскости. Машина - хромированная и никелированная - движется по реке времени: высаживается в сердце какойнибудь эпохи, экипаж выносит свои чемоданы и бумажники, что и приводит к осложнениям.
Конечно, это немыслимо. Пришлось еще раз начинать все сначала.
– И к какому же результату пришли?
– К элементарной идее, к яйцу Колумба, в известной степени: время, .действуя на материю, само не зависит от нее. Оно определяется внечувственным восприятием.
– Значит,- резюмировал Пэйдж,- впечатления возможны только вне телесного путешествия? Никто не заметит нашего присутствия, и всякое фактическое вмешательство невозможно.
– Нет,- ответил профессор. Он перевел дух, словно очень утомился.- Давайте снова вернемся к принципу неопределенности Гейзенберга и эйнштейновской относительности. В известной степени, случиться может все, что угодно, ведь настоящее строится не только на основе прошлого перед лицом многообразного и эластичного будущего. Возьмем историю народов. Кем был Нерон - непонятым поэтом, сумасшедшим или чудовищем? Всякая ситуация может быть иной при неизменном общем. Даже мгновение, в которое мы живем, является лишь "предпочтительной конфигурацией"...
– Таким образом, я, возможно,- простите за неуклюжее выражение - смогу вступить в какие-то отношения с прошлым или будущим?
– Все это,- снова вздохнул Рецки,- только теория. Ведь вы - первый путешественник во времени. Я не хотел бы навевать вам никаких иллюзий, но непреодолимой стены больше нет. Вы же знаете, что существует явление левитации. Есть люди, обладающие телепатическими способностями. Пророки и ясновидцы.
– Был даже,- с холодной миной добавил ассистент-археолог,- целый континент с особой репутацией: Атлантида. Об этом писал Платон в "Критии" и "Тимее". Об этом со многими подробностями сообщал и известный Теопомп, родившийся за триста семьдесят лет до Христа.
– Фантазии,- проворчал ученый.
– Или предпочтительная конфигурация? Вы же сами говорили: все может произойти.
– Ну,- вмешался Пэйдж,- а чем нам могут быть полезны атланты?
– Полезны? Не знаю. Я думаю, что они, скорее всего, были учеными и что профессор Рецки несколько недооценивает их.
Физик побледнел.
– Вам придется кое-что объяснить,- сказал он.- Я не в ладах с полуправдой. Как эти люди, то ли жившие, то ли нет за пять тысячелетий до Рождества Христова, и о которых известно только то, что они погрузились в океан со своим континентом, как они могут повлиять на путешествие во времени 2500 года?
– Ну, это же только гипотеза, профессор. Вы же сами заговорили о прорицателях и ясновидцах. Вообще-то, у них должна была быть голубая кожа.
– Конечно, это многое объясняет,- очень серьезно сказал профессор.- Ну, и что из этого?
Археолог, казалось, был очень расстроен, что приходится дискутировать с дилетантом.
– Кажется,- веско сказал он,- они, помимо всего прочего, обладали психическими способностями, уникальными в своем роде. Они видели сны о прошлом и вспоминали о будущем. То есть, эти "лунные рыбаки" еще до нас выплывали в реку времени, волоча в своих сетях видения, подготавливая наступающие события и...
– Утверждения, которые невозможно доказать,- перебил его Рецки.- Надо ли вам напоминать, что наш институт интересуется только точными науками?
Ее назвали Нетер. Родилась она в шестнадцатом столетии до
Рождества Христова. Иероглифы ее имени обозначали в равной мере жизнь и лотос, воду, праокеан, материю, начало мира и его женское начало. И вызывали множество ассоциаций: лунный свет на волнах, как раскинутые сети, и обманывающий глаза лунный свет в пустыне, все, что очаровывает, движется, превращается. Вуаль Изиды перед будущим и над прошлым.