Лунные шахты

Небрежным движением руки Ричард Харрингтон щёлкнул кнопкой визовокса и бесцельно крутанул центральный диск. Музыка, смех, новости и другие развлекательные программы промелькнули за мгновение, а затем с раздражением были отвергнуты. После долгих критических поисков того, что подходило бы ему в его нынешнем настроении, он наконец извлёк из эфира звуки низкой виолы, игравшей одну из освящённых временем песен Виктора

Герберта о любви.

Его глаза засияли от удовольствия, и он щёлкнул кнопкой, которая управляла визуальной схемой визовокса. Он почти ничего не мог разглядеть на экране, пока не выключил свет в комнате. Затем, так отчётливо, как будто он присутствовал при этом лично, в кадре появилась фигура скрипача, который играл, развеивая уныние Ричарда. Вполне удовлетворённый на данный момент, Ричард опустился в мягкое кресло и устроился поудобнее. Ещё через пять минут он встал, включил свет, раздражённо выключил визовокс и заметался по комнате.

— Что, во имя десяти планет, со мной происходит? У меня куча кредитов (Кредиты — бумажные деньги того времени), я сыт, здоров, хорошо устроен, у меня есть друзья, и всё же, кажется, я не могу наслаждаться жизнью так, как другие люди… Я думаю, тесты Д.Ж. (Д. Ж. тесты — Тесты Дела всей Жизни, проводящиеся в возрасте двенадцати лет) верны, всё в порядке. Беспокойная натура, довольная только в случае опасности, неспособная жить по расписанию, обладающая собственной волей… вот что они сказали обо мне… У меня получилось!.. У меня снова появилось это желание… что-то распирает меня… Мне нужны перемены, действие, риск…

Ричард Харрингтон был ниже среднего роста, но гораздо более коренастый, чем большинство людей. Его широкая спина гармонично сочеталась с узкими бёдрами. У него были красивые и крепкие ноги. На первый взгляд его лицо могло показаться глупым. При втором и более пристальном взгляде становилось ясно, какая проницательность скрывалась под маской глупости. Большие голубые глаза были расположены под широким лбом. В его походке и общем поведении была некоторая медлительность, которая скрывала природную способность двигаться очень быстро и уверенно, когда того требовали обстоятельства. Поразительный физический и ментальный контроль сделал из него сильного человека, которого нелегко было подчинить.

Харрингтон, меряя шагами гостиную в своих апартаментах, был далёк от безмятежности и спокойствия. Тесты, проведённые в Лос-Анджелесе, показали, что он типичный искатель приключений. Социалистическое правительство направило его по пути, наиболее соответствующему его темпераменту. Это было десять лет назад.

— Будь проклята эта С.С.С. (С.С.С.
– аббревиатура сотрудников «Специальной Следственной Службы»), — проворчал он себе под нос. — Она не может найти для меня подходящей работы. Я не был на комиссии… дайте-ка подумать… уже две недели!

Человеку его типа было действительно трудно приспособиться к систематизированному социальному миру своего века. Социалистическая доктрина требовала, чтобы каждый человек вносил свой вклад во всеобщее благо. Грамотные лидеры центрального правительства

легко находили места для обычных людей. У каждого были естественные склонности, выявленные безошибочными тестами Д.Ж., и его будущая жизнь определялась результатами этих тестов.

Но некоторым, среди которых Ричард Харрингтон был ярким примером, было трудно адаптироваться в любой сфере деятельности. Шестичасовой рабочий день и четырёхдневная рабочая неделя были почти идеальным вариантом существования для большинства граждан Объединённой Социалистической Республики, но для него это означало бы угасание всего лучшего в нём. Темперамент Харриса не мог быть скован такой монотонной рутиной. Он в определённой степени обладал воображением, высокой сообразительностью, ярко выраженной индивидуальностью, но эти плюсы уравновешивались ужасной неприязнью к любого рода ограничениям.

Вряд ли можно сомневаться в том, что, живи он много веков назад, когда не существовало Бюро по Трудоустройству, он стал бы пиратом или, живя в более позднюю эпоху, джентльменом, объявленным вне закона. Как бы то ни было, они сделали его одним из высокочтимых членов С.С.С и таким образом направили его независимость на безопасные и благотворные действия во имя общего блага.

Его последняя мысль о столь долгом сроке, как «две недели», вызвала в его памяти некоторые события, связанные с исполнением своих обязанностей.

— Значит, джинзи (Джинзи — прозвище марсианин, которое считается оскорблением, если его произносят в лицо) думали, что смогут нас обвесить по своему восемьдесят восьмому фальшивому стандарту? Думали, что землянин не сможет понять их систему, хотя она настолько сложна, насколько эти вихрастые мохнатые морды могут её сделать. Я отлично провёл там время, задержав поставку на два дня, в то время как половина местных джинзи, казалось, была готова меня убить!

Харрингтон, обычно эмоционально устойчивый, громко рассмеялся, вспомнив отчаянные просьбы экспортёров пропустить партию радия.

— Но теперь я снова здесь. За один день я узнал все новости, за второй навестил всех своих друзей, за третий готов был умереть от скуки…

Харрингтон мысленно поносил ограничения, в которых жил. Имея возможность по своему усмотрению прилетать и улетать с Земли, что мало кто мог себе позволить, он досадовал, что не может вырваться в космос на поиски чего-нибудь нового и захватывающего. Но агент С.С.С. должен выполнять распоряжения правительства, которое управляет делами на благо всех, при незначительной потере личной свободы индивидуума.

Ричард часто жалел, что не жил на три столетия раньше, когда впервые появились космические путешествия, до появления О.С.Р. (О. С. Р.
– аббревиатура Объединённой Социалистической Республики). В те дни, говорил он себе, человек добивался успеха благодаря собственным амбициям, а не благодаря научной помощи Бюро по Трудоустройству. Ричард, как и большинство недовольных людей любого возраста, придерживался идеалистических представлений о «старых добрых временах», когда человек был сам себе хозяин.