Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник)
Шрифт:
Я ступил на сам след. Поверхность гладкая, будто специально выровненная; я склонился, не веря собственным глазам. Камень и земля раздавлены, уплотнены, сжаты в гладкий, микроскопически зернистый материал, и в него, как ископаемые, вдавлены еще сохраняющие свой голубой цвет маки. Сильный циклон может пробить соломинкой дюймовую доску, но какая сила могла втиснуть эти нежные цветки, как инкрустацию, в твердую поверхность камня?
Я вспомнил ночной рев, треск, странное свечение.
– Вот что мы слышали, – сказал я. – Звуки – это их вызвало.
–
Я перевел Дрейку его слова.
– У повелителя ада всего одна нога? – вежливо спросил Дрейк.
– Он перешагивает через горы, – ответил Чу Минг. – На той стороне другой отпечаток. Шин–дже проходил по горам и ступил сюда.
Я снова перевел.
Дрейк оценивающе взглянул на вершину.
– Около двух тысяч футов, – решил он. – Ну, если Шин–дже соблюдает наши пропорции, примерно так и получается. Ступня такой длины соответствует ноге в две тысячи футов. Да, он мог перешагнуть через вершину.
– Вы серьезно? – спросил я.
– Какого дьявола! – воскликнул он. – Я не спятил! Это не отпечаток ноги. Это совершенно невозможно. Посмотрите, с какой математической точностью обрезаны края, словно штемпелем…
– Да, мне это напоминает штамп. Прижатый с невероятной силой. Как… как гигантская металлическая печать в руках гор. Отпечаток… печать…
– Но зачем? – спросил я. – С какой целью…
– Лучше спросите, откуда взялась эта дьявольская сила, – сказал он. – Посмотрите: кроме этого отпечатка, больше ни следа. Деревья и кусты, маки и трава не тронуты.
– Как могло то, что сделало этот отпечаток, больше ничего не тронуть? Вряд ли объяснение Чу Минга делает все это более понятным.
Я осмотрелся. Действительно. Если не считать отпечатка, ни следа необычного, все нормально.
Но достаточно и отпечатка!
– Я думаю, нам нужно поторопиться и до темноты добраться до ущелья, – выразил Дрейк мою мысль. – Я готов встретиться с чем угодно, но но не хочу, чтобы меня впечатали в камень, как цветок в книжке стихотворений у какой–нибудь девушки.
Уже в сумерках мы из долины вышли в проход. И прошли по нему еще целую милю, прежде чем полная темнота не заставила нас разбить лагерь. Ущелье сужалось. Противоположные стены были разделены всего сотней ярдов. Но мы не возражали против этой близости, совсем нет! Их прочность, неизменность внушала уверенность.
Найдя глубокую нишу, способную вместить весь караван, мы вошли туда вместе с пони, и я был рад провести тут ночь, каким бы ни оказался рассвет. Мы поужинали хлебом с чаем и, уставшие до мозга костей, улеглись на жесткую каменную поверхность. Я спал крепко, и лишь раз или два меня будили стоны Чу Минга; ему снилось что–то страшное. Не знаю, была ли заря на рассвете, да это меня и не интересовало. Спал я без сновидений.
3. РУФЬ ВЕНТНОР
Нас разбудил проникающий в нишу рассвет. Выводок куропаток оказался поблизости, и мы подстрелили трех. Хорошо позавтракали и чуть погодя пошли дальше по ущелью.
Оно
Мы шли весь день, и, когда вечером разбили лагерь, сон сразу овладел нами. Через час после рассвета мы снова были в пути. Сделали короткий привал для ленча и двинулись дальше.
Около двух часов дня мы впервые увидели руины.
Высокие, поросшие зеленью стены каньона уже давно начали сближаться. Вверху, между их краями, широкая полоса неба напоминала фантастическую реку, сверкающую, ослепляющую; каждый выступ стен озарялся жемчужным светом.
Мы как будто все больше углублялись в этот небесный поток, становилось заметно темнее, появились призрачные зеленоватые тени, движущиеся завесы просвечивающего аквамарина, ясные дымки серовато–зеленого хризолита.
Свет стал более слабым, тусклым, но не утратил своей хрустальной ясности. Небесная река над нашими головами превратилась в ручей, в узкую щель, неожиданно совсем исчезла. Мы оказались в туннеле со стенами и потолком из папоротников вперемежку с красноватыми орхидеями, ярко–алыми грибами и золотым мхом. И сразу же вышли под прямые лучи солнца.
Перед нами была широкая зеленая чаша в руках окружающих вершин; мелкая, круглая, как будто в час, когда все еще не застыло, Бог надавил тут пальцем. Вокруг толпились горы, наклоняя головы и заглядывая в долину.
Осмотрев углубление, я решил, что оно примерно милю в диаметре. В него ведут три хода: щель в северном склоне, тот туннель, через который прошли мы. А третий путь уходил по северному откосу и скрывался за выступом скалы.
Широкая дорога, совершенно очевидно выбитая в горах руками человека. Древняя дорога, за которой виднелись бесчисленные годы.
А от долины нам навстречу устремилась сама душа одиночества.
Никогда в жизни не испытывал я такого одиночества, как при виде этой зеленой чаши. Оно было ощутимым, осязаемым… как будто исходило из какого–то загадочного источника. Омут отчаяния…
На середине долины начинались развалины. Странно они выглядели. Двумя рядами тянулись они по дну долины. Прижимались к утесам. От центра к южному краю долины уходила изгибающаяся линия руин.
Пролеты расколовшихся циклопических ступеней лестницы вели к вершине утеса, там стояла разрушенная крепость.
В целом развалины напоминали колоссальную фигуру – старухи, ведьмы, она лежала ниц, неподвижно, безжизненно, прижимаясь к основаниям утесов. Нижние ряды – ноги, центральная группа развалин – тело, верхние ряды – протянутые руки, лестница – шея, а над ней голова – древняя крепость, с двумя большими круглыми отверстиями в стене северного склона; мертвая высохшая голова смотрела, следила.