Лунный камень
Шрифт:
— Как! Да разве индусы убежали, сэр? — спросил я.
— Бедные обиженные индусы зря были заключены в тюрьму, — ответил мистер Фрэнклин. — Они невинны, как новорожденные младенцы. Мое предположение, что один из них спрятался в доме, как и все остальные мои предположения, рассеялось, как дым. Было доказано, — прибавил мистер Фрэнклин, с жаром подчеркивая свою ошибку, — что это просто физически невозможно.
Удивив нас известием об этом новом обороте дела с Лунным камнем, наш джентльмен, по просьбе тетки, сел и объяснился.
Оказалось, что решительная сторона его характера продержалась до самого Фризинголла.
Достойный судья был старым другом миледи — и шайка индусов в то же утро, как началось следствие, была арестована.
Таков был рассказ мистера Фрэнклина о событиях во Фризинголле.
Индийский ключ от тайны пропавшего алмаза, по всей вероятности, сломался у нас в руках. Если фокусники были невиновны, то кто же вынул Лунный камень из ящика мисс Рэчель?
Минут через десять, к бесконечному нашему облегчению, прибыл инспектор Сигрэв. Он сообщил, что прошел мимо мистера Фрэнклина, сидевшего на террасе на солнышке (верно, итальянскою стороною кверху), заранее предупредившего их, когда они проходили, что всякое следствие будет бесполезно, — еще прежде, чем это следствие началось.
В том положении, в каком мы находились, инспектор фризинголлской полиции был самым приятным посетителем, какого только можно было желать.
Мистер Сигрэв был высок и представителен, с военною выправкой, приятным начальственным голосом и решительным взглядом, в мундире, сверху донизу красиво усаженном пуговицами. “Я именно тот человек, какой вам нужен”, — было написано на его лице. Он обращался с сопровождавшими его двумя низшими полицейскими чинами со всей строгостью, способной сразу убедить вас, что с ним шутки плохи. Он начал с того, что осмотрел все строения снаружи и внутри; результат этого осмотра показал, что снаружи воры не могли к нам проникнуть и что, следовательно, кражу совершил кто-нибудь в доме. Предоставляю вам судить, в какое состояние пришли слуги, когда это официальное заявление дошло до их ушей. Инспектор решил, что начнет с осмотра “будуара”, а потом допросит слуг. В то же время он поставил одного из своих подчиненных на лестнице, которая вела в спальни слуг, с приказом не впускать туда никого из живущих в доме впредь до дальнейших распоряжений.
Услышав это последнее приказание, представительницы слабейшей половины рода человеческого окончательно помешались. Они выскочили из своих углов и помчались наверх, к комнате мисс Рэчель, увлекая за собой на этот
Инспектор не растерялся: он посмотрел на них весьма решительно и припугнул их своим военным голосом:
— Эй, вы, ступайте-ка опять вниз, все до одной! Я вас сюда не звал.
Посмотрите-ка! — вдруг прервал он себя, указав на пятнышко под самым замком на раскрашенной двери мисс Рэчель:
— Посмотрите, что наделали ваши юбки. Вон отсюда!
Розанна Спирман, которая была всех ближе к нему и к пятнышку на двери, первая подала пример послушания и тотчас же возвратилась к своей работе.
Остальные последовали за нею. Инспектор закончил осмотр комнаты и, ничего этим не добившись, спросил меня, кто первый открыл пропажу. Первой открыла ее моя дочь. Послали за моей дочерью.
Инспектор сначала обошелся с Пенелопой несколько круто.
— Слушайте меня, молодая женщина, и помните, что вы должны отвечать правду.
Пенелопа тотчас вспылила:
— Меня никогда не учили лгать, и если отец мой может стоять здесь и выслушивать, как его дочь обвиняют во лжи и в воровстве, не пускают в собственную ее комнату, отнимают доброе имя, единственное достояние бедной девушки, то он не такой добрый отец, каким я его считала.
Слово, сказанное мною кстати, сделало отношения Пенелопы с правосудием более приятными. Вопросы и ответы пошли гладко и не завершились ничем, о чем стоило бы упомянуть. Дочь моя видела, как мисс Рэчель вечером спрятала алмаз в ящик шкапчика. Она вошла в восемь часов утра к мисс Рэчель с чашкою чая, увидела, что ящик открыт и пуст, и тотчас подняла тревогу. На том и закончились показания Пенелопы.
Затем инспектор попросил позволения видеть мисс Рэчель. Пенелопа передала его просьбу через дверь. Ответ пришел к нам тем же путем:
— Мне не о чем говорить с полицейским: я никого не могу видеть.
Наш опытный полицейский, казалось, был удивлен и обижен, услышав такой ответ. Я объяснил ему, что наша барышня нездорова, и просил его подождать немного и повидаться с нею попозже. После этого мы опять спустились вниз и, проходя через переднюю, встретили мистера Годфри и мистера Фрэнклина.
Оба джентльмена, гостившие в доме, были допрошены им: не смогут ли они пролить какой-нибудь свет на это дело. Никто из них ничего не знал.
Освобожденный от допроса, мистер Фрэнклин шепнул мне:
— Этот человек не принесет нам никакой пользы. Инспектор Сигрэв осел.
Освобожденный в свою очередь, мистер Годфри шепнул мне:
— Очевидно, знаток своего дела. Беттередж, я сильно на него надеюсь!
Сколько голов, столько и умов, как сказал какой-то древний писатель задолго до меня.
Потом инспектор отправился назад в “будуар”, в сопровождении меня и Пенелопы. Целью его было удостовериться, не переставлялась ли за ночь мебель, — первый его обыск в комнате, очевидно, в этом отношении ничего ему не дал.
Пока мы шарили между стульями и столами, дверь спальни вдруг открылась.
Отказавшись видеть нас всех, мисс Рэчель, к нашему удивлению, сама к нам вышла. Она взяла со стула свою летнюю шляпку и подошла прямо к Пенелопе с таким вопросом:
— Мистер Фрэнклин Блэк посылал вас ко мне сегодня утром?