Лунный камень
Шрифт:
Наружность сыщика, или дело, по которому он приехал, или то и другое — как будто несколько смутили миледи. Первый раз в жизни заметил я, что она не нашлась, что сказать постороннему. Сыщик Кафф тотчас же вывел ее из затруднения. Он спросил, не поручили ли уже кому-нибудь дело о краже, прежде чем мы послали за ним, и, услыхав, что был приглашен другой человек, который и теперь еще находится в доме, просил позволения прежде всего переговорить с ним. Миледи пошла к дому. Прежде чем инспектор последовал за нею, он отвел душу, выругав на прощанье садовника за посыпанные
— Уговорите миледи оставить дорожки заросшими травой, — сказал он, бросив кислый взгляд на песок.
Почему инспектор Сигрэв сделался гораздо ниже ростом, когда его представили Каффу, я не берусь объяснить. Я могу только упомянуть этот факт. Они удалились вместе и очень долго сидели, запершись и не впуская к себе никого. Когда они вышли, инспектор был взволнован, а сыщик зевал.
— Мистер Кафф желает посмотреть гостиную мисс Вериндер, — сказал Сигрэв, обращаясь ко мне чрезвычайно торжественно и с большим воодушевлением. — Он, может быть, вздумает задать несколько вопросов.
Пожалуйста, проводите его.
Пока мною распоряжались таким образом, я смотрел на знаменитого Каффа.
Знаменитый Кафф, в свою очередь, смотрел на инспектора с тем спокойным ожиданием, которое я уже заметил.
Я повел их наверх. Сыщик внимательно осмотрел индийский шкапчик и обошел вокруг всего “будуара”, задавая вопросы (лишь изредка инспектору и постоянно мне), цель которых, я полагаю, была непонятна нам обоим в равной мере. Он дошел наконец до двери и очутился лицом к лицу с известной нам разрисовкой. Он положил свой сухой палец на небольшое пятнышко под замком, которое инспектор Сигрэв уже приметил, когда выговаривал служанкам, толпившимся в комнате.
— Какая жалость! — сказал сыщик Кафф. — Как это случилось?
Он задал вопрос мне. Я ответил, что служанки столпились в этой комнате накануне утром и что эту беду наделали их юбки.
— Инспектор Сигрэв приказал им выйти, сэр, — прибавил я, — чтобы они не наделали еще больших бед.
— Правда, — сказал инспектор своим военным тоном, — я велел им убраться вон. Это сделали юбки, мистер Кафф, это сделали юбки.
— Вы приметили, чьи юбки это сделали? — спросил сыщик Кафф, все еще обращаясь не к своему собрату по службе, а ко мне.
— Нет, сэр.
Тогда он обратился к инспектору Сигрэву и спросил:
— А вы это заметили, я полагаю?
Инспектор, казалось, был застигнут врасплох, но поспешил оправдаться.
— Я не могу обременять свою память, — сказал он, — это пустяки, сущие пустяки.
Сыщик Кафф посмотрел на Сигрэва, как смотрел на дорожки, посыпанные песком в питомнике роз, и со своей обычной меланхолией в первый раз дал нам урок, показавший нам его способности.
— На прошлой неделе я производил одно секретное следствие, господин инспектор, — сказал он. — На одном конце следствия было убийство, а на другом чернильное пятно на скатерти, которого никто не мог объяснить. Во всех моих странствованиях по грязным закоулкам этого грязного света я еще не встречался с тем, что можно назвать пустяками. Прежде чем мы сделаем еще шаг в этом деле, мы должны
Инспектор, довольно угрюмо приняв это замечание, спросил, надо ли позвать женщин. Сыщик Кафф, подумав с минуту, вздохнул и покачал головой.
— Нет, мы прежде займемся краской. Вопрос о краске потребует двух слов: да или нет, — это недолго. Вопрос о женской юбке — длинен. В котором часу служанки были в этой комнате вчера утром? В одиннадцать часов? Знает ли кто-нибудь в доме, сыра или суха была краска в одиннадцать часов утра?
— Племянник миледи, мистер Фрэнклин Блэк, знает, — сказал я.
— Он здесь?
Мистер Фрэнклин был очень близко, ожидая удобного случая быть представленным знаменитому Каффу. Через полминуты он был уже в комнате и давал следующее показание:
— Эту дверь рисовала мисс Вериндер под моим наблюдением, с моей помощью и составом моего изобретения. Этот состав высыхает, с какими бы красками ни употребили его, через двенадцать часов.
— Вы помните, сэр, когда было закончено то место, на котором теперь пятно? — спросил сыщик.
— Помню очень хорошо, — ответил мистер Фрэнклин. — Это место было окончено последним. Нам надо было кончить к прошлой среде, и я сам закончил его к трем часам пополудни или вскоре после этого.
— Сегодня пятница, — сказал сыщик Кафф, обращаясь к инспектору Сигрэву.
— Вернемся назад, сэр. В три часа в среду это место было окончено. Состав должен был высохнуть через двенадцать часов — то есть к трем часам утра в четверг. Вы производили здесь следствие в одиннадцать часов утра. Вычтите три из одиннадцати, и останется восемь. Эта краска была суха уже восемь часов, господин инспектор, когда вы предположили, что женские юбки запачкали дверь.
Первый жестокий удар для мистера Сигрэва! Если б он не заподозрил бедную Пенелопу, я пожалел бы его.
Решив вопрос о краске, сыщик Кафф с этой минуты словно забыл о своем товарище по профессии и стал обращаться к мистеру Фрэнклину, как к более надежному помощнику.
— Вы дали нам ключ к тайне, сэр, — сказал он.
Не успели эти слова сорваться у него с губ, как дверь спальни распахнулась и мисс Рэчель неожиданно появилась перед нами. Она заговорила с сыщиком, словно не замечая или не обращая внимания на то, что он был ей совершенно незнаком.
— Вы сказали, — спросила она, указывая на мистера Фрэнклина, — что именно он дал вам ключ к тайне?
— Это мисс Вериндер, — шепнул я сыщику.
— Очень возможно, что именно этот джентльмен, мисс, — проговорил сыщик, внимательно изучая лицо моей барышни своими стальными серыми глазами, — дал нам в руки ключ.
Мгновенно она повернулась и сделала попытку взглянуть на мистера Фрэнклина. Я говорю “сделала попытку”, потому что она тотчас же опять отвернулась, прежде, чем глаза их встретились. Она была, по-видимому, чем-то странно встревожена. Она покраснела, потом опять побледнела. Вместе с бледностью на ее лице появилось новое выражение — выражение, испугавшее меня.