Лунный плантатор
Шрифт:
Короче, шел Родик по большому городу навстречу неизвестности, а неизвестность была совсем рядом. Мимо проносились неизвестные машины, проходили неизвестные люди, творились неизвестные Родику дела. Неизвестность напирала со всех сторон, петляла и сужала круги. И Родик был бы не Родик если бы не сумел изящно вписаться в обстановку.
Оболенский открыл в уме воображаемый, придуманный им справочник «взломщика» и прочитал: Четырнадцатое правило «взломщика»: Если вы оказались поздним вечером один в чужом городе, у вас нет знакомых, практически нет денег, и вам негде переночевать, то для начала: «Найдите одну женщину…»
— Шерше ля фам! Чего проще! — воскликнул Родион, с треском захлопнул справочник и спрятал его в дальних закоулках сознания. — С другой стороны, — проговорил он. — Что значит нет денег? Какие-то деньги всегда есть. — Родион присел на лавку в стеклянном павильоне автобусной обстановки, положил кейс себе на колени и достал из внутреннего кармана пиджака бумажник.
Ревизия показал, что денег, нормальных денег без всяких там писающих мальчиков, действительно в обрез, то есть мало. Но…
— … Но думаю, что этого будет вполне достаточно, — пробормотал Родик ловко, как кассир Внешторгбанка, пробежав кончиками пальцев по уголкам нескольких купюр затаившихся в пахнущих типографской краской кожаных складках портмоне. — Прибежали в избу дети… — слегка грассируя с явным удовольствием промурлыкал себе под нос Родик и оглянулся. — Второпях зовут отца. Тятя… — Сразу за остановкой, буквально в нескольких шагах, отбрасывая на асфальт тротуара длинный прямоугольник розового неонового света, сияла витрина ночного минимаркета. — Тятя… Наши сети… Притащили… О-го-го!
Практически напротив витрины магазина, взвизгнув тормозами, чуть не налетев на бордюр, «лихо» припарковалась ярко красная «девятка». Автомобиль взвыл двигателем, дернулся, чихнул и заглох.
— Приехали, — констатировал Родик. — И хоть стекла тонированные, ставлю сто к одному, что за рулем женщина!
Как всегда, Родион не ошибся.
Только барышня может ехать, например, в «Оке» по автостраде, в левом ряду, со скоростью сорок пять километров в час и делать вид что так и надо, показывая оттопыренный средний палец каждому пролетающему мимо с бешеной (с ее точки зрения) скоростью недовольному, небритому «бабуину» на «БээМВэ», там, «Чероки» или видавшем виды, заляпанном грязью (подумать только какое нахальство) «Круизере»…
Только барышня может делая левый поворот одновременно разговаривать по сотовому телефону, одновременно поглядывать то на только что сделанный в косметическом салоне маникюр, то в зеркало заднего вида, но не для того, что бы заметить обгоняющий ее слева автомобиль, а для того, что бы проверить — не осыпалась ли тушь с ресниц!!!
И уж конечно только барышня может припарковаться и бросить сцепление не выключив передачи… Ибо женщина за рулем хуже татарина! Ей богу! Иногда просто диву даешься.
Дверца «девятки» распахнулась и на асфальт элегантно опустилась сначала одна тонкая женская ножка, потом другая, в черненьких облегающих брючках и в таких же черных матовых туфельках на высоком, пардон, очень высоком каблучке… (Вот еще одна загадка природы! Как с такими каблуками можно давить на педали — непонятно! Это все равно, что ходить по гамаку на ходулях.)… И из-за руля авто, гордо вздернув к небу носик, увенчанный очаровательными, похожими на пенсне позолоченными очечками, с выражением крайней деловитости на лице показалась Натка Дуренбаум, девица приятная во всех отношениях: стройная, белокурая, и сумасбродная как шальная пуля.
Она хлопнула дверцей машины, перекинула через плече довольно пухлую дамскую сумку и уверенным, но грациозным шагом двинулась к дверям минимаркета, скользнув по сидящему на остановке Родику мимолетным, показушно-безразличным взглядом и с помощью такого же показушно-безразличного жеста направляя на автомобиль брелок сигнализации.
«Девятка» по щенячьи всхлипнула, как бы прощаясь со своей хозяйкой, расстроено моргнула фарами и затихла. Барышня скрылась в ярко освещенных недрах магазина.
Сквозь витрину Родион мог наблюдать как она бродит про меж полок заваленных товаром, задумчиво поправляя очки на носу и разглядывая банки, склянки, и пакеты со всякими вкусностями. Походив немного по магазину Ната наконец остановилась у стеллажа с марочными винами и взяв в руки бутылку из самого верхнего ряда, стала изучать этикетку.
— Понятно, — пробормотал Родион Оболенский. — Подумать только какая удача… На ловца и зверь бежит!
Он подхватил кейс и, пропустив несколько машин быстро перебежал на другую сторону улицы где этакими филиалами райских кущ располагалось несколько цветочных торговых павильонов внутри которых нежные создания похожие на эльфийских принцесс торговали разнообразными образчиками голландской и колумбийской флоры…
Глава седьмая
В которой выясняется, что всякий сыр существует только для того, что бы закусывать красное вино, но не всякое вино можно закусывать всяким сыром. Мораль: Увы нет в жизни совершенства. Но тем не менее жизнь полна сюрпризов
Уж в чем, в чем, а в винах Ната Дуренбаум понимала лучше других. В винах и специфических с точки зрения русского человека сырах. А специфическим у нас считается любой сыр хоть как-то отличающийся от «голландского» калача выращенного на экологически чистом молоке Новгородской губернии.
Всяческие там «монсалваты» «пармезаны», «рокфоры», испещренные пузырьками, подернутые синей, красной, серобуромалиновой, в зависимости от сорта, плесенью, в понимании Наты существовали только для того, что бы ими закусывать вино, а не посыпать макароны, как некоторые тут думают.
А уж вино для Наты, вне всякого сомнения, значило гораздо больше, нежели просто продукт брожения винограда.
Вино для Наты Дуренбаум было религией! И все благодаря любовнику ее семнадцатилетней юности, французу с романтическим именем Жорж Ренуар, пилоту авиакомпании «Тур-де Франс». Жорик обучил Нату не только прелестям французской любви, но и премудростям французской кухни, в которой пилот разбирался не хуже чем Пьер Ришар.
О, да! Это было восхитительное зрелище! Высокий, худощавый, уже не молодой, но молодящийся Жорж, в голубой форме летчика, с бутылкой какого-нибудь «Кот де Бург Шато Фор Лубе» в одной руке и кожаным чемоданчиком набитым разными французскими вкусностями в другой, идет через таможенную зону Пулковского Аэропорта прямо к юной, разодетой в пух и прах длинноногой Натке, которая подпрыгивая от счастья ожидает его за стеклянной перегородкой отделяющей владения таможни от зала ожидания.
А потом они ловят такси и катят в «Европу», где до утра продолжается райское пиршество наполненное ароматом французского вина, горечью французского сыра и сладостью русских девичьих губ.