Лунный синдром (сборник)
Шрифт:
О новой модели пока не может идти и речи!
Это сейчас как никогда опасно.
Гл. редактор издательства «Эйрграфт»
П. И. Пряников.
23 мая
Главному редактору издательства «Эйрграфт»
П. И. Пряникову.
Пётр Ильич! За всё время наших бесед на набережной я никогда не обращал внимания на здание, что расположено прямо возле сквера. Вспомните, такое, с желтоватым отливом, и львами, покоящимися на ступенях подъезда. Там в третьем этаже с четвёртого левого окна, где вечно
И он был нацелен точно на место наших бесед.
Теперь я пребываю в полном недоумении: кто бы это мог быть?
Однако пока мы не раскрыли этой тайны, я думаю, нам следует опасаться и даже, возможно, сменить место наших тайных встреч.
— С Уважением. Ваш друг Всеволод Фикалкин.
26 мая
Re: Всеволоду Фикалкину.
После того, как мы с вами сходили в тот странный дом, я всё никак не приду в себя. Вот уже вторые сутки я не сплю. Я не могу с вами увидеться. Я тоскую от этого безумно, и мне кажется, что мир вокруг потерял смысл!
Как там Женевьева — девочка моя?
Её глаза грезятся мне всякий раз, как только я на миг их закрываю.
Но я сделал главное — Я убедил всех!
И теперь рукопись подписана в печать!
Осталось совсем немного, и она — О прелестная дева моих грез! — увидит жизнь!
Но есть и страшное.
Хоть мы с вами и не успели, мой милый Всеволод, застать того странного человека с подзорным биноклем, я словно предчувствую, кто это, но помыслить, даже втайне, даже в самом себе — боюсь! Боюсь безумно!
(но, мне кажется, это я сам!!!)
Что вы сделали со мной?
Руки мои дрожат… жаба жаба… в голове сумбур, я словно в наркотическом забытьи… пятый сектор пространств… я будто падаю в бесконечность… тектонические пласты и вихри… всё это терзает… жаба жаба… меня. Что там? Принцесса Марса. Ведь это абсурд? Я уже и сам не знаю. В том здании с подзорной трубой стою я сам, и смотрю, как мы с вами листаем этот утопический роман… жаба жаба… а ангелы на ветвях поют голосами не родившихся младенцев…
Гл. редактор издательства «Эйрграфт»
П. И. Пряников.
1 июня
Главному редактору издательства «Эйрграфт»
П. И. Пряникову.
Жаба
Жаба
Жаба
Цикл-бесконечность!
С Уважением. Ваш вечный друг — Всеволод Фикалкин.
Жажда жизни
— Человеческий мозг — самая загадочная вещь во Вселенной! Никто ведь не знает, как и почему эволюционные процессы пришли к формированию столь сложного механизма и наделили им животное, которое, получив сей подарок, начало мыслить!
Такая мысль, ни с того ни с сего, посетила
— Ну, как вы, голубчик?
Володя открыл тяжёлые веки, и увидел, как из белого тумана постепенно нарисовалось розовощёкое лицо пожилого человека, в очках и с бородкой. Доктор был точь-в-точь таким, каким Заплющенко видел его в детстве, в книжке про Айболита.
— Мозг… — прошептал он еле слышно.
— Смотрите-ка, — изумился доктор и заулыбался совсем по-детски, — говорит!
— Мозг? — вопросительно прошептал Заплющенко снова, и уставился на доктора глазами, полными надежды.
— Вы, голубчик, как себя чувствуете? — проигнорировал доктор животрепещущий вопрос.
— Не знаю…
— Не тошнит?
— Нет вроде, — ответил он, пытаясь сообразить, тошнит его или нет.
— Имя своё помните?
Заплющенко задумался. Сначала вопрос поставил его в тупик, и он с минуту непонимающе таращился в белый потолок, перебирая в уме слова, которые почему-то возникли ассоциативно: карбюратор… ласты-скороходы… продмаг… околоягодное… но все эти слова ничего общего с именем не имели, и он попытался мыслить в другом направлении. «Имя дадено человеку свыше, — подумал он, — а значит, моё имя должно быть чем-то… чем-то таким…» Но чем таким должно быть его имя, он не вспомнил, а печально вдруг осознал, что зовут его…
— Вова, — ответил Заплющенко.
— Отличненько! — обрадовался доктор, и что-то пометил в блокноте, который держал в руках, — А когда родились, помните? — лукаво посмотрев на пациента спросил он.
— В декабре, — задумчиво ответил Володя.
— В каком году? — не отставал добродушный врач.
— В шестьдесят седьмом, — неуверенно ответил Заплющенко.
— Так, так… — доктор снова записал что-то в блокнот.
— Ну а кто вы, друг мой, по роду деятельности? — расплылся в седобородой улыбке врач.
— Я военный, — ответил Володя, — меня же как раз во время штурма ранило.
— Штурма? — уточнил доктор.
— Ну, да, — уверенно подтвердил Заплющенко, удивляясь неосведомленности врачей о причинах травмы своего пациента.
— И что же вы штурмовали?
— Это… — задумался Заплющенко, нахмурив лоб, — школа была, вроде?
— Школу, стало быть, штурмовали, — участливо закивал доктор, — а номер школы помните?
— Не знаю я номер, — удивился Володя, попытавшись привстать с подушки, но не смог, тут же почувствовав слабость во всём организме.