Лунный вариант
Шрифт:
Горелов взглянул на хозяйку. Увидел добрый, признательный блеск в ее синих глазах, веселый румянец, осветивший щеки. И вдруг в них показались слезы. Женщина, видать, вспомнила о чем-то своем, глубоко запрятанном и наболевшем. Алексей не знал, как поступить — постараться утешить или сделать вид, что не заметил. Пока он колебался, Лидия быстро вышла из комнаты. Возвратилась через минуту, уже овладев собой.
— Мама, ты здесь? — прошептала Наташа.
— Здесь, родная.
— Спроси у дяди — он еще к нам придет? Как вас зовут, дядя?
— Алексей Павлович,
— А мою маму тетя Лида. Только она любит, чтобы ее взрослые называли Лидия Степановна. Вы еще придете ко мне, дядя?
Горелов поднялся, ладонью стряхнул пыльное пятнышко с колена, на котором стоял перед кроваткой, увидел печальные, широко раскрытые глаза, стынущие под напряженно сведенными стрельчатыми ресницами. Они ждали.
— Лидия Степановна, — серьезно обратился к Лидии Алексей, — сегодня концерт по заявкам окончен. Тем более единственный слушатель явно устал. А вот завтра…
— Вы и в самом деле сможете на несколько минут к нам забежать? — нерешительно спросила женщина.
— А разве можно обманывать больного ребенка? — вопросом ответил Горелов.
12
В маленьком душном номере гостиницы Леня Рогов укладывал свои вещи в серый объемистый чемодан, разукрашенный наклейками иностранных отелей. Где только не побывал этот чемодан! С желтых, зеленых, оранжевых и карминных наклеек глядели клыкастые львы и носороги, полуобнаженные красавицы — кинозвезды, тяжелоатлеты и знаменитые автомобильные гонщики, колонны развалин древних Афин и сверкающие небоскребы, «бьюики» и разлапистые пальмы в дельте Нила, под которыми так и тянуло отдохнуть, — все было на этикетках, украшавших его чемодан.
Леня стоял над ним и сосредоточенно решал, как бы получше и поаккуратнее утрамбовать свое имущество. Долгая холостяцкая жизнь приучила его к экономности и практичности. Был он в одних трусах и сиреневой безрукавке. Темные оливковые глаза перебегали с предмета на предмет. Каждая вещь подлежала недолгому, но внимательному разглядыванию, прежде чем укладывалась в чемодан.
Леня не был сейчас одинок в покидаемом им жилище. На его койке сидел подполковник Субботин. Остряк и пересмешник был явно не в духе. Зеленые его глаза казались выцветшими от грусти. Редкие, чуть рыжеватые волосы, за которыми он всегда старательно следил, не были расчесаны, и Андрей время от времени нервным однообразным движением теребил их, будто выполнял чью-то команду. С нескрываемой досадой и печалью следил он за каждым движением Рогова.
— Все-таки зря, старик, — вздыхал Субботин, прикасаясь к своей шершавой щеке, — зря ты бежишь. Остался бы еще на месячишку с нами, а там бы все вместе в Москву махнули. Недельки бы три мы у себя в городке пожили, а ты бы за это время все свои очерки сдал. А потом, глядишь, и один бы общий всем нам маршрут дали — на космодром. Нет, напрасно ты бежишь от нас, старик.
Рогов неопределенно пожал плечами, взял полотенце и вытер вспотевшую шею.
— Да откуда, Андрей, ты взял, что я бегу? Просто пора в редакции показаться. Да и задание я уже выполнил. А ты в бегстве каком-то меня упрекаешь. — Рогов слегка заикался, с трудом скрывая боль и раздражение.
Субботин мешковато пошевелился, у кровати взвизгнули пружины.
— Бежишь! — хмуро изрек он. — Мы-то понимаем.
Рогов держал все это время пластмассовую электрическую бритву и уже начинал сматывать шнур, чтобы уложить ее в футляр. Она вдруг с грохотом упала на стол.
— А р-р-раз все понимаешь, то и с-спрашивать нечего! — резко вырвалось у него.
— Не надо, старик, — произнес Субботин обезоруживающе просто, — мы ничем не можем сейчас тебе помочь. Сам знаешь. Два человека и те сплошь и рядом плохо понимают друг друга, а три — тем более.
— Ты на что намекаешь? — спросил Рогов, впившись острым взглядом в Субботина.
— Так. Ни на что. Просто к собственному жизненному опыту обратился.
— Ты плохой психолог, Андрей. Там, где трое не понимают друг друга, уход третьего обеспечивает сближение двум оставшимся.
Субботин прищелкнул тонкими пальцами. Зеленые глаза наполнились задорными искорками.
— Плохо, — отметил он, — совсем как на семинаре. — Андрей встал, подошел к столу и взял упавшую бритву. — В коробок не укладывается, Леня? У меня в точности такой паршивый коробок, да еще молния на нем лопнула. Давай помогу.
Длинные пальцы Субботина быстро смотали белый шнур.
— Когда улетаешь? — спросил Субботин.
— Завтра в шесть.
— С какого аэродрома? С нашего или гражданского?
— С нашего. Генерал Саврасов летит в Москву, берет.
— Может, размонтируешь? — кивнул Субботин на чемодан. — Уложим все но прежним полочкам — и баста. — Он нежно посмотрел сбоку на Рогова.
— Но я же в полетном листе значусь, — взмолился Леня.
— Ерунда, я и не такие дела улаживал, — похвалился Субботин. — Тот, кто тебя в полетный лист включал, возьмет и выключит. Так как?..
— Нет, — упрямо ответил Рогов и отошел к окну, тоскливыми глазами вгляделся в покрытый ивняком близкий берег реки.
— Как знаешь, — вздохнул Субботин. — Только помни… всегда помни, что среди нас не было ни одного человека, который относился бы к тебе плохо. Мы тебя любим и ценим, Ленька… И то, что ты в газетах про нас написал, ценим. Если простить отдельные неточности, то лучше тебя о космонавтах еще никто из журналистов не написал.
— Благодарю за признательность, — не оборачиваясь ответил Леня. — Я вас тоже люблю, чертей. Ну а в том, что жизнь берет свое, никто в конце концов не повинен.
— Да. Казнить некого, — согласился Субботин. — У тебя на сегодня какие планы, старик?
— Проститься с Иртышом, — усмехнулся Рогов.
— Если бы не консультация по астрономии, я бы тебе тоже составил компанию, — пожалел Субботин и направился к двери.
— Андрюша, — кинулся за ним Рогов, — а посошок на дорожку? Последний в честь нашей дружбы. У меня «Мартель». Как привез из командировки бутылку, так и не распечатывал.