Лунный вариант
Шрифт:
— Как у всех.
— Не сказал бы. По мнению капитана Каменева, вы и Субботин — лидеры.
— Начальству видней, Павел Иванович.
— Совершенно верно. — Папироска мерцала огненной точкой в густеющих сумерках. — Днем сегодня разговаривал с Сергеем Степановичем. От него вам привет. А самое главное вот в чем состоит. Поскольку вы попали в парашютные лидеры, завтра я снимаю вас с прыжков.
— Меня и Субботина?
— Нет, вас одного.
— Почему?
— Так надо, Алексей Павлович. И это тот случай, когда на ваше «почему» я лишен возможности ответить.
— Странно, — промолвил Алексей. — Значит, мне завтра на аэродром не ехать?
— Нет.
— И чем же порекомендуете мне заняться?
Нелидов притушил недокуренную сигарету, дотронулся до его колена.
— Полезный совет дам, Алексей Павлович. Вам надо отдохнуть, развеяться. Завтра никаких консультаций и теоретических занятий нет. Почему бы не съездить в город. Всего три часа от Степновска, а сколько интересного! Музей с экспонатами чингизхановской и тамерлановской эпох, фрески одни древние чего стоят. Вы же художник. Ну а надоест старина, к вашим услугам — панорамное кино, огромнейшая библиотека. Можете и заночевать, если появится такое желание. Одним словом, завтра с десяти ноль-ноль ровно сутки вы совершенно свободны.
Алексей привык к тем неожиданным вводным, которыми изобиловала жизнь космонавтов. Ответил:
— Хорошо, Павел Иванович. Поеду в город. Тамерлановская старина меня не особенно интересует, а в библиотеку зайти и кое-что по астрономии посмотреть на самом деле не мешает.
— Вот мы и договорились, — одобрил Нелидов. — Я вас больше не задерживаю. Вы, кажется, хотели куда-то идти? Счастливого пути, Алексей Павлович.
Горелов вышел из гостиницы. Правый берег Иртыша уже не просматривался. Последние вечерние купальщики тянулись с пляжа. Он расстроенно посмотрел на светящийся циферблат часов. Нет, к ней он сегодня уже по пойдет. Это попросту неприлично заявляться в десять вечера. В раковине летней эстрады играл духовой оркестр. Звуки медленного танца плыли над улицами городка, в тихом вечернем воздухе далеко разносился смех. «А вдруг она там? — подумал Горелов. — Уложила Наташку и пошла. Неужели ей, молодой и красивой, нельзя пойти? Да если она там появится, одни только космонавты станут в очередь приглашать на танец. Гордая, милая, человечная…» Алеша впервые в жизни и только для нее, для Лиды, подбирал сейчас эти ласковые слова. И в тот же миг от мысли, что Лидия может оказаться на танцплощадке, ему стало не но себе. Какое-то новое чувство сковывало его, мешало быть спокойным. Алеша еще не знал, что это называется ревностью. Но ему страшно хотелось чтобы она обязательно была дома. Он подумал о том, что Наташка уже спит, а два окна другой комнаты выходят на строящийся квартал. Нет, к ней он звонить, разумеется, не будет, но он подойдет с той стороны к дому и посмотрит, есть ли свет в ее окнах. Если она дома, едва ли так рано ляжет спать. Сухой гравий шоссе скрипел под ногами. Медленно и неуверенно Горелов приближался к знакомому дому. Навстречу попалась лишь одна незнакомая пара. Горелов уже стоял под ее окнами, не смея поднять головы, боясь, что Лидия его обнаружит. «Совсем как испанский гидальго, — ругнул он себя рассерженно, — кастаньет и гитары только не хватает. Нет, к черту!»
На противоположной стороне улицы, у недостроенного трехэтажного с пустыми глазницами окон дома чернел силуэт строительного крана. Тонкая стрела упиралась в звездное небо. Алексей с невинным видом направился к нему, перепрыгнув на пути узкую канаву. Испеченная солнцем земля, шурша, поползла с откосов. Он встал под защиту крана и глянул на окна Лидии. Света в них не было. «Ушла», — подумал Алексей грустно. Носком ботинка он поддал земляную насыпь. Послушал, как сбегают струйки земли и с характерным звуком бьются о металл уложенных водопроводных труб. «А чего ты, собственно говоря, хочешь? Чтобы она никуда не ходила по вечерам? Какой абсурд! Она свободный человек, и почему ей нельзя развлечься, выйти из четырех стен квартиры? А может, она решила, что и я на танцах, и пошла туда с расчетом меня встретить? Ведь уже несколько дней он не подавал о себе никаких вестей. Теория вероятности… она бесконечна, — усмехнулся про себя Алексей. — Сходить и мне поглядеть на танцующих? Это же гораздо пристойнее, чем скрываться тут, под краном, как мелкому воришке».
Он уже хотел снова перепрыгнуть канаву и уйти, когда желтый косяк света пронзил темень и осветил узкую улочку города до самой середины. И забилось у обрадованного Алексея сердце: это же ее окна зажглись! Прильнув к холодному корпусу крана, он увидел знакомый книжный шкаф и подаренного им Наташке плюшевого медведя, сидевшего почему-то наверху этого шкафа, и даже единственную фотографию, темневшую квадратиком на стене.
«Возможно, она укачивала Наташку или читала ей на ночь сказку. А я-то, дурак…» Вдруг он увидел, как обнаженные руки потянулись к шкафу и сняли оттуда плюшевого медведя. «Понесла в спальню, к Наташе!» — обрадовался Алексей, но ошибся. Секунду спустя в распахнутом окне возник ее силуэт. Лидия была в том самом простеньком ситцевом платье, в каком он ее увидел, когда пришел за ключом. Она держала на руках медведя, прижимая его к груди, как ребенка. Затем отодвинула от себя, легонько щелкнула по носу и опять взяла на руки. Горелов увидел ее удаляющуюся от окна прическу, а затем обнаженные руки вытянулись вверх и усадили медведя на прежнее место. Прямоугольник окна остался пустым. Яркий свет сменился притушенным зеленым. Вероятно, она зажгла ночник. Горелов пождал еще несколько минут, но Лидия не появлялась. «И не надо, — подумал он, — пусть отдыхает. Небось намаялась за день».
Он вышел из своего укрытия и неторопливо зашагал домой, наполненный ликованием.
Не желая сразу уединяться в своем номере, Алексей все же дошел до танцплощадки, издали увидел Субботина, вальсировавшего с какой-то партнершей, и Каменева, оказавшегося столь неважным танцором, что гибкая, стройная Женя таскала его «за кавалера». Дружный их смех приятно встряхнул Горелова, и он без зависти отметил: «Смеются? Ну и хорошо, что смеются. И мне тоже не грустно». И еще он подумал, что если бы перед ним промелькнули сейчас тысячи самых красивых женщин — учительниц, ткачих, балерин, кинозвезд, — он бы ни на одной не посмел долго задержать взгляда. У него есть своя, одна-единственная женщина, добрее и красивее которой нет в мире. И зовут ее Лидией…
19
Рано утром Алексей Горелов сел в штабной газик, чтобы добраться до полустанка к отходу пригородного поезда. Друзья его еще спали, и это избавило от излишних расспросов. На аэродроме Нелидов объяснит им, что Горелов исключен из дальнейшей программы парашютной подготовки, а сегодня получил суточный отпуск в город.
Молоденький солдат с косыми височками сидел за баранкой.
— Можно ехать, товарищ капитан? — почтительно осведомился он. — Вещей с вами никаких?
— Никаких, — подтвердил Горелов.
Газик подпрыгнул на жестких рессорах и помчался по шоссе. У проходной шофер затормозил, стал рыться в карманах, доставая путевку.
Пока сержант с рыжими выгоревшими бровями проверял путевой лист, Горелов, с любопытством разглядывавший людей, собиравшихся к поезду, вдруг замер от неожиданности. В очереди на маленький голубой автобус стояла Лидия. Была она в светло-голубом платье и в накинутом поверх него желтом пыльнике. На голове — белая прозрачная косынка, в руках — сумка. Рядом, в красном платьице, старательно причесанная, с алым бантом в волосах, топталась Наташа.
— Лидия Степановна! — не раздумывая, окликнул Горелов. — Идите сюда!
Она удивленно обернулась, но, сразу его узнав, бросилась к газику. Остановившись у дверцы, широко улыбнулась. Полыхнуло румянцем ее лицо. Не успела она еще и поздороваться, как Наташка колобком выкатилась из-за нее, звонко закричала:
— Дядя Алеша, и ты едешь на станцию? Нас с мамой посадишь?
— Конечно посажу, маленькая, обрадовался он. — Иди, я тебя подниму. А теперь давайте руку и вы, Лидия Степановна.
Они втроем поместились на заднем сиденье: Наташа в середке, они по бокам.
— Дядя Алеша, а ты почему так долго не приходил? — затараторила Наташа. — А я без тебя медведю чуть ухо не оторвала. А как меня мама ру-га-ла!
— Перестань ты ябедничать! — смутилась Лидия. — Слова не дашь вымолвить. В самом деле, почему вы нас позабыли, Алексей Павлович?
Синие глаза были наполнены ожиданием, в певучем голосе прозвучала еще не погашенная тревога. Горелов погладил девочку но головке.