Лунный зверь
Шрифт:
Остаток ночи Миц провела без сна. Мрачные предчувствия не давали ей сомкнуть глаз. До нее доносилось журчание ручья, и, навострив уши, она различила звуки, говорившие о том, что в глубине сада, у ручья, кто-то копошится. Да, несомненно, какие-то звери занимались у воды своими делами. Не позвать ли их, пришло на ум Миц, пусть они расскажут, куда она попала. Но еще не известно, можно ли полагаться на их слова больше, чем на слова Бетси. А главное, понимают ли они кинит? И Миц, так ни на что и не решившись, принялась во всеуслышание сетовать на свою несчастную судьбу.
Звуки, доносившиеся до Миц, издавало семейство
В барсучьем городке жила пара лис, и хотя Стиганду и Соне не доводилось с ними общаться, барсуки, желая блеснуть образованностью, частенько вставляли в речь лисьи словечки. Постепенно Стиганд стал немного понимать кинит, который к тому же напоминал его собственный язык, мустелит, и, в сущности, являлся его более современной формой. Свои знания Стиганд обогащал и, по своему искреннему убеждению, совершенствовал, беседуя на кините с Бетси.
Услышав, как жалобно скулит юная лисичка, он сказал жене:
— Похоже, эти, в коттедже, заполучили новую лису. Судя по голосу, совсем детеныш. Да, если она будет продолжать в том же духе, ночка у нас выйдет беспокойная.
— Бедняжка. Наверное, она испугалась. Подумай, как бы ты сам чувствовал себя в клетке?
— Спору нет, неважно, — согласился Стиганд. — Но наверняка Бетси предупредила ее, что здесь ей бояться нечего. Сама знаешь, Бетси всегда успокаивает новых лис.
— А вдруг, когда бедного лисенка привезли, Бетси не было рядом? Иногда хозяева запирают ее — думают, она пугает лис.
— Правда твоя. Правда твоя.
И Стиганд принялся играть с одним из своих детенышей, сталкивая его с алтаря так, что тот соскальзывал в воду. Выдренок повизгивал от удовольствия. Горестные сетования незнакомой лисички меж тем становились все громче. Стиганд сочувственно вздохнул.
— Если хочешь отправиться к ней и поговорить, лучше не откладывай, — заметила Сона. — А то скоро рассвет. Солнце мигом высушит твою шубу, а в сухой шубе ты невыносим.
— Каждый станет вспыльчивым, если чувствует себя не лучшим образом. Откровенно говоря, ты в сухой шубе тоже не подарок. Ну ладно. Пойду попробую ее успокоить. Может, и впрямь от этого будет прок.
С этими словами он соскользнул с алтаря в прохладную воду ручья и, проплыв немного вдоль берега, выбрался на сушу. Потом Стиганд вперевалку пересек сад, подошел к клетке и, заглянув внутрь, увидел маленькую лисичку, которая забилась в угол и горько рыдала. Стиганд тряхнул головой, словно пытаясь вытрясти оттуда мустелит, на котором только что разговаривал с Соной, и призвал на помощь все свои познания в кините. Выдра-самец полагал, что у него редкие способности к языкам, и, говоря на кините, никогда не перемежал разговор выдриными словечками. Тем не менее речь его неизменно была правильна, точна и убедительна. Так, по крайней мере, считали барсуки. Более того, они утверждали, что не всякий лис сравнится со Стигандом в красноречии.
— Приветствую тебя, лисенок, — начал Стиганд. — Для существа столь мизерных размеров не слишком громко ль ты скулишь?
Миц никогда раньше не видала выдр, но зато она получила хорошее образование — мать подробно описала ей всех животных, с которыми она может повстречаться в родных краях. Камио тоже внес свою лепту и, хотя О-ха просила его не забивать лисятам головы ненужными знаниями, снабдил своих отпрысков описаниями самых диковинных зверей, встреча с которыми была совершенно невероятна. Так что Миц имела представление не только о внешности выдр, оленей, горностаев, ласок. Доведись ей столкнуться с неведомыми созданиями, которых отец называл тиграми, львами, слонами, удавами, она бы мигом распознала, кто есть кто. Увидев шоколадно-коричневого зверя, лисичка перестала завывать и с удивлением уставилась на его гладкую, лоснящуюся шкуру, поблескивающую в свете луны.
— Так будет превосходнее, — заметил незнакомец. — Впасть в тишину — что может быть разумнее в ночь тихую, когда сияют звезды, подобно блесткам на спине форели.
Незнакомец выражался несколько путано и туманно, но он явно питал склонность к поэзии, и Миц, обожавшая песнопения и заклинания, слушала его как завороженная.
— Кто вы? — спросила она, когда он завершил свою пышную тираду.
— Вопрос исполнен разума. Мое названье Стиганд. Сти-ганд, — отчетливо повторил он во избежание ошибки. — Неподалеку здесь имею кров свой и семейство. Ветер ночи задул мне в уши горький плач. Взгляни же — все дышит миром и покоем, безмолвье нагоняет сон. Зачем же гонишь тишину ты криком, тем более что говорит он о тоске, а не о радости душевной? Могу узнать я, каково твое названье?
Миц растерянно покачала головой. От фразы к фразе речь незнакомца становилась все более высокопарной и запутанной. Все слова вроде бы были знакомы и понятны, но Стиганд так накручивал их одно на другое, что лисичка лишь недоуменно мигала.
— Названье? Ах имя. Меня зовут Миц.
— Я замечаю, не покинула еще ты сладостную пору детства?
— Да, я… Я как раз собиралась расстаться с родителями и жить самостоятельно. До того, как, — и она испустила горький вздох, — до того, как люди поймали меня.
— Как видно, в горе ты. И это послужило причиной моего сюда явленья. Сона, жена, с которой кров делю, тебя просила успокоить. И вот предпринял путь я по чистым водам нашего ручья, чтоб сообщить: зря мнишь себя в несчастье. Скажи, но неужель собака тебе поведать не успела, что нет угроз и люди зла не замышляют?
— Да, она говорила, что я в безопасности… Но разве можно верить собакам? Я, по крайней мере, им не доверяю.
— Да, если вспомнить горькие уроки, что жизнь преподает, то истинно твое неверие, — изрек Стиганд. — Но собака Бетси подобна владельцам здешних мест. Мягка до самой сердцевины души своей, как глина летом. Знаю, поверить тяжело, что люди и собаки бывают столь проникнуты добром. Однако пища, которой щедро потчуют они, так убедительна, и поневоле…