Лунный зверь
Шрифт:
ГЛАВА 33
Рана О-ха быстро затянулась. Лисица уже достигла столь почтенного возраста, что другие лисы не дерзнули наградить ее каким-нибудь насмешливым прозвищем вроде «одноухой». Прислушиваясь, она склоняла голову набок, и Камио, тоже совершенно оправившийся после своей болезни, утверждал, что без уха О-ха стала еще красивее.
Тяжелая зима не прошла даром для обоих супругов. И О-ха, и Камио замечали теперь, что силы их уже не те. То, что раньше давалось легко, требовало теперь напряжения. Оба понимали, что это первые предвестники старости. Но они оставались прекрасными охотниками, так что у них не было повода сокрушаться и сетовать. Однако пора расцвета осталась позади.
Когда Камио стало известно, что Сейбр нашел свою смерть, он ничего не сказал О-ха. Лис понимал: О-ха хочет забыть гигантского пса, как забывают кошмарный сон. Супруги часто вспоминали о прошлом, вновь переживали минувшие радости. Оживлять же забытые страхи было не к чему. В жизни и так хватало тревожного и страшного, хотя Сейбр и отправился в Никуда.
Зимы и весны сменяли друг друга, город разрастался. О-ха и Камио еще два раза заводили детенышей. Некоторые из лисят благополучно выросли, другие погибли. У тех, что достигли зрелости, появились свои детеныши, они тоже вырастали и покидали родителей. О-ха и Камио радовались, что род их не прекратится.
Сами они по-прежнему жили у насыпи, время от времени меняя норы. Пора любви уже не наступала для них, но между ними царило нерушимое согласие. К тому же у них оставались воспоминания.
Миц поселилась поблизости, и порой они встречались с дочерью. У Миц тоже были свои детеныши. Правда, О-ха и Камио никогда не видели своих внуков, но распознавали их по меткам. Потомки их росли городскими лисами и обладали навыками жизни среди улиц, дворов и машин. Та мудрость, что О-ха унаследовала от предков, была бесполезна для молодых — древние источники и звериные тропы исчезли навсегда. Земля изменилась до неузнаваемости, ее покрывала теперь одна сплошная живопырка.Молодые лисы не сомневались, что весь свой век проведут в живопырке,и в головах своих они хранили карты улиц и площадей, а не лесов и лугов. Со времен юности О-ха мир не стал лучше или хуже, он стал совсем другим. Перемены не слишком восхищали старую лисицу, и нередко она с грустью вспоминала о густых лесах и высоких травах, в которых она лисенком ловила бабочек.
А-салла время от времени посылал родителям весточку о себе. «Нет ли у этого лиса особых примет?» — обычно спрашивали они у того, кто принес им новости от сына. Получив ответ: «Да, у него нет хвоста», оба убеждались в том, что шалопутдействительно виделся с А-саллой.
В мире вновь стояла зима. Завывай сковал улицы ледяной коркой и засыпал снегом. О-ха вдруг вспомнилось, как она впервые увидела снег. Тогда еще жив был А-хо. Она проделала ритуал, сопутствующий выходу из норы, и, высунув нос наружу, неожиданно почувствовала, как его коснулось что-то холодное и мягкое. Испугавшись, она отдернула нос и обнаружила на нем крошечных белых паучков. Они моментально превратились в капли воды. Тут ей пришли на ум рассказы матери о белизне, что зимой покрывает землю. О-ха набралась смелости и высунулась из норы. Ей открылось изумительное зрелище. Блестящий пушистый мех устилал все вокруг. Знакомые тропы исчезли под этой упавшей с небес шкурой гигантского альбиноса. Решившись наконец вступить на эту холодную шкуру, лисица переставляла лапы с осторожностью и опаской.
Теперь ее снегом не удивишь. Увидев, что выпал снег, она только досадует, что он скрыл ханыри людские объедки.
— Там, где ты жил раньше, выпадал снег? — спросила О-ха у Камио, готовясь покинуть нору.
Наверху прогрохотал поезд, и жилище их задрожало. Но О-ха так привыкла к огромным стальным змеям-поездам, что, пожалуй, заскучала бы без них. В постоянстве, с которым поезда проносились мимо них по рельсам, было что-то успокоительное и надежное. Шум их словно говорил, что в мире все в порядке и движется своим чередом.
— Снег? — откликнулся Камио. — Что-то не припомню. Да и неудивительно, с тех пор столько воды утекло. Мне кажется, все это было не со мной — та далекая страна, зоопарк. Моя жизнь началась после встречи с тобой.
Возможно, он немного прилгнул, желая сказать ей приятное. В таком случае он достиг цели. О-ха знала, Камио предан ей всей душой: с тех пор как они вместе, он даже не взглянул ни на одну другую лисицу. Но когда-то он делил нору с другой подругой, так же как она с А-хо. Что ж, что было, то быльем поросло. Но то, что он отказывался от своего прошлого, не желая сравнивать О-ха ни с кем, лишний раз говорило о его деликатности и такте.
— Я скоро вернусь, — пообещала О-ха.
Она чувствовала себя как-то странно. Вдруг накатила усталость. Но О-ха ощущала неодолимое желание отправиться в парк Трех Ветров, узнать, жив ли еще Гар. Хорошо бы повидаться с Гаром прежде… прежде, чем кто-то из них… Но хватит об этом. У нее немного ломит кости, это естественно в ее возрасте. Надо размять лапы, и все пройдет.
— Я, пожалуй, дойду до холма, — сказала она. — Захотелось посмотреть на деревья.
— Иди, конечно. А я еще малость полежу. Что-то лапа разболелась.
Несколько лет назад Камио угодил лапой в узкую трубу и, пытаясь освободиться, вывихнул кость. Потом кость встала на место, но, как видно, он порвал связки и с тех пор немного прихрамывал.
О-ха проделала ритуал, перебралась через насыпь, подлезла под изгородь и двинулась к городу. В воздухе кружились снежинки. Завывай опять проморозил землю насквозь, так что она заледенела под толстым снежным покровом. Люди в такой мороз предпочитали сидеть по домам, и улицы были пусты. Собака, трусившая по другой стороне, скользнула по лисице безучастным взглядом. Городские собаки давно уже перестали обращать на лис внимание, только особо рьяные, вроде сеттеров или боксеров, изредка пускались за лисами в погоню. Разумеется, этим городским увальням нечего было и тягаться с О-ха. К тому же живопыркаизобиловала укромными местами, где можно было спрятаться, стенами и изгородями, через которые лисица с легкостью перепрыгивала, оставив позади беспомощно мечущихся преследователей. Несколько раз собакам удалось догнать О-ха, но лисица умела за себя постоять. Псы, рискнувшие схватиться с ней, отступали с позором, поплатившись разорванными ушами и оцарапанными носами. К счастью, времена всадников и свор гончих канули в прошлое.
О-ха шла по улице, как обычно держась поближе к красным кирпичным стенам домов. На небе проглянуло солнце, сосульки, свисающие с карнизов, сверкали и блестели.
Внезапно, к изумлению О-ха, сосульки зазвенели.
О-ха остановилась и прислушалась. Да, звон исходил теперь и из водосточных желобов. Он все усиливался, пока весь город не наполнился музыкой. Казалось, Завывай прикасается к сосулькам своими прозрачными пальцами, извлекая из каждой неповторимый звук. Что же это, недоумевала О-ха.
Потом так же внезапно музыка смолкла.
Ошеломленная лисица замерла в ярком пятне света, который лился из окна магазина. Если бы земля вдруг накренилась и все полетело бы кувырком, О-ха не смогла бы удивиться больше. Как ни странно, собака, спешившая по своим делам, даже не замедлила шага. Несомненно, она ничего не слышала. Скорее всего это чудесное явление доступно только лисам, решила О-ха. Или вообще лишь ей одной.
Ястреб-пустельга, сидевший на крыше дома, вдруг ринулся вниз, едва не коснувшись земли перед носом О-ха. Потом он резко взмыл в небеса и растаял в солнечных лучах.