Луны волшебное сияние
Шрифт:
— Вы очень смелая девушка, — заявил Аристофанес. — Не сомневаюсь, страховая компания выдаст вам награду.
— Ничего мне не нужно. Ощущение было просто ужасным, господин Аристофанес. Ведь я хорошо знала Колина и…
— О, да. Это всегда ужасно, когда преступником оказывается тот, кого ты хорошо знал. Мне такое тоже приходилось испытывать, и не однажды. Но все-таки для вашего отца арест Уотермена имеет очень большое значение.
— Что с ним будет?
— Его отправят в Лондон для суда
—
— Господин Зефо — тот, кого мы арестовали вместе с ним, — собирался распилить камень на части, а уже с ними Уотермен хотел отправиться в Южную Америку. Полагаю, в Мексику. Между этой страной и вашей нет договоров о выдаче преступников, так что там он был бы в безопасности.
Джейн нахмурилась.
— Но зачем же такой сложный путь? Ведь мастеров по распиливанию алмазов полным-полно в Бельгии.
— Бельгия в подобных случаях напрашивается сама собой, потому-то он туда и не поехал. Не был уверен, что не вызывает подозрений.
— Между тем как действительно не вызывал. Ведь именно поэтому я и оказалась в круизе — дабы выяснить, кто же вор.
— О, да, — вздохнул Аристофанес, — мы действительно не знали этого, но ведь и Колин Уотермен не знал, что мы не догадываемся! Как раз на собственном страхе преступник зачастую и попадается.
Джейн взглянула на пролетающие мимо дома, высвеченные закатным солнцем, и вздохнула.
— А ведь его выдала золотая монета. И какой смысл был таскать ее с собой?
— Монета служила своего рода опознавательным знаком. Уотермен ведь работал не в одиночку, и нам еще многих предстоит отыскать. И воровали они не только драгоценности, но и картины, и последняя кража в Париже — почти наверняка их рук дело. Потом все это перепродавалось. От драгоценностей не так уж сложно избавиться. Похищая "Лоренц" и алмазный крест, Уотермен действовал один, но в других случаях с ним были еще люди, я уверен. Их-то мы и должны найти.
— Только, пожалуйста, уже без меня, — содрогнулась Джейн. — Я больше такого не выдержу.
Аристофанес похлопал ее по руке и с неожиданной ласковостью сказал:
— Съешьте конфетку. Они вкусные и, может быть, чуточку подсластят вам горечь совершенного.
Глава двенадцатая
В Лондоне шел дождь, и летное поле блестело мокрым асфальтом. Когда Джейн вышла из терминала, навстречу из кресла поднялся отец и, подойдя, обнял с нескрываемой нежностью.
По дороге домой она рассказала обо всем, что случилось за время путешествия, умолчав лишь об одном — своей любви к Стефену Дрейку, о которой и сама старалась не вспоминать. Отец, оказывается, уже говорил по телефону с Аристофанесом, но горел нетерпением услыхать все из первых уст, а пока слушал рассказ дочери, они как раз и подъехали к дому.
— Хорошо хоть, что господин Аристофанес не попросил меня захватить алмаз с собой, — сказала Джейн, входя в прихожую.
— Старина Арри далеко не так беззаботен, как кажется, — рассмеялся Том Берри, пропуская Джейн вперед.
Оказавшись, наконец, дома, Джейн не могла сдержать вздоха радости. Пусть ковер на полу потерт, а стенам явно требуются новые обои, но этот дом — родной. Нет уж, больше никогда не станет она пытаться проникнуть в чужой мир или по-глупому верить, будто любовь может перекинуть мостик над пропастью.
— Ну, а теперь по чашке доброго английского чаю, — произнес отец, пропуская ее в кухню. — Садись, я сам все приготовлю.
Сказано — сделано, и через пару минут они уже сидели рядышком за столиком, потягивая крепкий чай со свежими бисквитами.
— Небось, ничуть не похоже на "Валлиец", а? — усмехнулся отец. — Слыхал, там на каждого пассажира по официанту.
— Да, почти. Но такая жизнь не по мне.
— Неужто не подцепила никакого захудалого миллионера? А я-то ожидал, что ты вернешься с парочкой-другой собственных бриллиантов!
— Миллионеры так вот запросто на удочку не цепляются. Сам ведь знаешь: деньги — к деньгам, — небрежным тоном отозвалась Джейн.
— А "Морнинг стар" считает по-другому! И вечно откапывает историю какой-нибудь очередной Золушки. Если мне не изменяет память, ты и сама отыскала не одну.
— Не спорю, но больше не хочу. С меня довольно, сыта по горло.
— Почему же?
— Стефену Дрейку — я уже говорила тебе о нем — не понравилось, что я не раскрыла ему своего инкогнито, поэтому больше и не работаю у него.
Отец, судя по выражению лица, явно почувствовал недосказанность, но ничего не спросил, и Джейн была ему за то чрезвычайно признательна.
— Надо заметить, — продолжала она, — что я и сама устала от журналистики. Хочется подыскать работу, где не нужно будет совать нос в чужую жизнь и выдумывать яркую ложь, когда жизненная правда не кажется читателям достаточно завлекательной!
— А почему бы вообще не забыть о работе на время? Компания "Метрополитен" очень довольна моей, вернее сказать, твоей работой, заключила новый долгосрочный контракт со мной и повысила жалованье. Так почему бы не воспользоваться этим и не устроить себе продолжительный отпуск? И даже не отправиться на том же "Валлийце" в очередной круиз, но уже под собственным именем?
— Ни за что. Видеть не желаю никого из этих людей! — Джейн налила себе еще чаю. — А что будет с Колином? Его обвинят и в смерти Гоутона?