Лужайки, где пляшут скворечники (сборник)

Крапивин Владислав Петрович

Максим торопливо встал навытяжку и смотрел на свои разбитые сапоги.

— Я жду ответа, суб-корнет…

— Я же… первый это увидел. Я был ближе всех к канату, другие могли не успеть…

— И тем не менее вы не имели права…

— Как же не имел? — Максим вскинул намокшие глаза, и голос его сделался очень тонким. — В гвардейском кодексе сказано: «Проявлять смелость и находчивость с учетом бое­вой обстановки, заслоняя от вражеской угрозы своих товари­щей»… Ведь сказано же, барон? — Максим просительно глянул на знатока всех кодексов, который стоял рядом.

Реад отозвался уклончиво:

— Тем не менее, суб-корнет, вы обязаны учитывать свою особую роль. В чем смысл нашей экспедиции, если случит­ся… непоправимое?

— И потому неуемную храбрость вашу, коей вы, кажется, даже гордитесь, я считаю легкомыслием и непростительным мальчишеством, — заключил полковник.

Глаза виноватого суб-корнета намокли заметнее. Тем, кто стоял рядом, стало ясно, что дело может кончиться недо­стойным гвардейского офицера образом. Полковник тихо крякнул, плотнее прижался к стволу карабина впалой щекой и усом.

— Нет, в самом деле… Будь ты моим сыном, я, честное слово, за такое дело взгрел бы тебя по известному месту…

Максим ощутил послабление строгости. И обрадованно вспомнил:

— Филипп уже взгрел… — Сморщил нос, посопел и ду­рашливо шевельнул поясницей.

— И правильно сделал, — заметил сторонник суровой субординации Реад. — Впрочем, строго по уставу, вы вправе, суб-корнет, подать рапорт о нанесении вам со стороны кап­рала Дзыги оскорбления действием.

— Ага, только шляпу зашнурую… — буркнул Максим. (Это была неведомая офицерам, но привычная среди школь­ников поговорка.) И опять уперся взглядом в носки сапог. — А где мне отсиживать арест? В седле, что ли? Я в нем и так… всё отсидел.

Среди стоявших в отдалении послышались смешки — отзыв на прорвавшуюся мальчишкину дерзость.

— Отсидите где положено, когда достигнем цели похо­да, — насупленно сообщил полковник. — Ежели до той поры примерной дисциплиною не заслужите отмены взыскания.

Максим стукнул друг о друга сбитыми каблуками.

— Слушаю, господин полковник.

— Вот то-то… И советую не забывать о своей вине.

Смелая нотка прорвалась у Максима опять. Ведь как-никак, а все-таки именно он разрубил канат и пресек вражес­кую вылазку. С ресниц слетела капля, голос Максима стал сиплым и упрямым:

— Если я столь виноват, господин полковник, вы имеете право разжаловать меня.

Полковник мигнул. Выговорил с почти настоящим сожа­лением:

— Увы, такого права у меня нет. Разжалуют за недостой­ные поступки и за трусость. А за храбрость, даже столь безог­лядную, в соответствии с гвардейским кодексом, полагается награда… Корнет, не сочтите за труд, достаньте из вьючной сумы мой портфель. У меня что-то… поясница. Явно окажусь на пенсии, не дождавшись генеральского чина.

Корнет Гарский сунул Максиму в руки его саблю и ре­вольвер, убежал к лошадям и скоро принес требуемое. Этот потрепанный желтый портфель, подходящий для бедного ад­воката или школьного учителя, но никак не для боевого офи­цера, полковник всюду возил с собой. Такова была его странная привязанность к старой вещи, порой вызывавшая добро­душные подшучивания.

Полковник сердито куснул ус, покопался в недрах порт­феля, достал белую медаль на черно-зеленом муаровом бан­тике. Встал, морщась от боли в пояснице.

— По праву, данному Великим герцогом всем команди­рам гвардейских полков, вручаю вам, суб-корнет Шмель, ме­даль «За воинское отличие». — И пришпилил бантик с булав­кой к пыльному сукну на груди Максима. — Однако же по­мните сказанное мною прежде…

— Слушаю, господин полковник. Благодарю, господин полковник. — И не удержался: улыбка расползлась по курно­сому лицу, округлила исцарапанные пыльные щеки, где одна предательская капля все же оставила тонкую дорожку…

5

Было ясно, что в ближайшие сутки враг не решится пре­следовать черных кирасир. А дальше… Дальше и пути-то ос­тавалось всего ничего. За городком Верхний Саттар — спуск в долину, к реке Хамазл. А за рекой уже другая страна, кня­жество Малый Хельт. Владетель Малого Хельта, князь Люд­виг, был сторонником Евгения (хотя, в отличие от Великого герцога, не требовал себе королевского чина). В граждан­скую войну соседей княжество не вмешивалось, хранило подчеркнутый нейтралитет, но в глубине ее территории фор­мировалась дивизия, в нее входили местные добровольцы и беженцы из Большого Хельта. По слухам, настроение в диви­зии было решительное. И конечно же, когда в рядах добро­вольцев окажется юный герцог Денис — законный монарх Большого Хельта, поскольку Евгений, увы, погиб, — диви­зия станет могучей ударной силой. Перейдя рубеж, она дви­нется к столице и в короткие сроки принесет победу закон­ной власти…

Городка достигли перед закатом. Вернее, не самого го­родка, а деревушки, лежавшей в полутора милях от Верхнего Саттара среди обломков скал и кривых низкорослых сосен. Было ясно, что без полного дневного отдыха пускаться в дальнейшую дорогу немыслимо. Необходимо было набрать­ся сил, привести себя в порядок и перековать лошадей. В де­ревне была кузница. От ее хозяина узнали, что здешнее население не одобряет мятежников и едва ли они посмеют су­нуться сюда открыто.

Тем не менее лагерь вблизи деревеньки разбили по всем правилам и выставили охрану. Полковник же принял отно­сительно себя особое решение. Оставив командиром Реада, он отправился в Верхний Саттар. И взял с собой Максима.

Он объяснил это намерение необходимостью разведки. Многие, однако, понимали: не в разведке дело (ее можно было провести иным способом), а в том, что мальчику для отдыха необходим хотя бы день обыкновенной жизни: ванна, чистая постель, свежая еда и ощущение домашней безопас­ности. Он был измотан более всех (оно и понятно!) и держал­ся даже не на остатках сил, а просто на нервах.

— Дойдет ли он, господин полковник? — шепотом обес­покоился о «Максимушке» ординарец Филипп.

— В крайнем случае донесу.

— Да ведь и сами-то вы… Я же не слепой, вижу, как вы порой держитесь за сердце. Может, мне с вами?

— Втроем будет подозрительно. А про сердце — не надо… К тому же город-то курортный, там немало аптек, загляну в лучшую…

Филипп перекрестил их вслед.

В городок полковник и Максим вошли при свете редких фонарей. Оба они были в длинных глухих плащах и кожаных шляпах, которые носят любители горных путешествий. Одежда эта до сей поры лежала в переметных сумах на вся­кий случай и теперь пригодилась — скрыла мундиры.