Лужайки, где пляшут скворечники (сборник)
Шрифт:
Потом был еще один короткий звон, и еще, еще. Они слились в дребезжащую морзянку, и змей в дальней синеве дрожал, как от щекотки. А потом замер.
— Тём, возьми зеркало. Да не потеряй, может, еще пригодится.
«Не дай Бог», — вспомнил Артем Птичку. Гриша стал наматывать на катушку нить.
— Смотаю, чтобы он не зацепился…
— Да. Спасибо, — сказал Кей.
Змей спускался, спускался, вырастал и наконец лег среди иван-чая. Этакая конструкция вроде метровой этажерки. Гриша Сапожкин легко вскинул его над головой.
— Я побегу?
— Беги, — согласился Кей. И еще раз сказал: — Спасибо. И Гриша побежал, не оглядываясь. Скоро он, зеленый, затерялся среди высоких стеблей, и змей как бы летел над верхушками сам собой. А потом растаял в мареве и он.
— Ну и… что же означало это действо? — спросил Артем. В нем опять зашевелились нетерпение и досада.
— Означало… Змей был как антенна.
— Ну, допустим. А дальше-то что?
— А дальше — ждать, — веско сказал Кей. — И не спрашивай больше, а то сглазишь.
И Артем не спрашивал. Он ждал чего-то, стоя посреди поляны, которую накрывал летний жар. Струился воздух, жужжала какая-то крылатая мелочь. Время от времени сквозь траву пробегали непонятные существа. Стайками. Пробегут и скроются. Возможно, это были скворечники.
— Они ждут, когда мы уйдем, — сообщил Кей. — Будут здесь устраивать летние пляски. Видишь, месяц и луна опять выкатились вместе.
Артем видел. Но этим его было не удивить.
— Ты мне зубы не заговаривай. Скажи, чего ждем.
Кей молчал. Поджимал по очереди и почесывал исколотые в ельнике ноги.
— Я, кажется, с тобой разговариваю…
— Тём, ну я же просил не спрашивать! Потерпи… Или, если хочешь, дай мне снова по шее.
— Очень нужна мне твоя шея!
— Тём…
— Что еще?
Кей придвинулся к нему, коснулся плечом.
— Тём, а ты простишь ее, если она вернется? Туда, к нам.
— Да! — сказал он быстро, будто качнулся вперед. — Да! — И лишь потом спохватился. — Господи, да за что мне прощать ее? Это она должна…
— Нет, она тоже виновата.
— В чем?!
— Ну… в том, что боялась… Тём, слышишь?
— Что?
— Слушай. Не дыши…
В тихий звон летнего луга проник новый звук. Похожий на кузнечиков, но не прерывистый, а ровный. Словно кто-то за дальними кустами вертел швейную машинку.
— Ура… — шепотом сказал Кей.
— Что ура?
— Тише…
Среди двух пухлых облаков возник в синеве белый трепещущий клочок. (Еще один змей? Нет…) Он увеличивался вместе с нарастающим стрекотом, обретал форму и наконец превратился в дрожащую парусиновую птицу с колесиками и мерцающим пропеллером. Эти колесики с пухлыми шинами и перепончатые белые крылья пронеслись в трех метрах над головой Артема и Кея, обдали ветром (Кей даже присел). Аппарат зачиркал шинами по верхушкам иван-чая, сел, пробежал немного и остановился в десяти шагах. Желтый винт помахал лопастями и замер.
— Чудеса… — выдохнул Артем.
— Тише, — опять сказал Кей.
На матерчатом, со шнуровкой и рейками фюзеляже был странный знак: пятиконечная морская звезда с изогнутыми концами. Ярко-голубая. Над бортом со звездой показался мальчик. С длинными светлыми волосами, в синей матросской блузе старинного покроя — с широким воротником и галстуком. Был он постарше Кея, лет четырнадцати на вид.
Он спросил негромко, но с тем же проникающим звоном, что у зеркальца:
— Это вы сигналили мне?
— Да, — сказал Кей. Взял Артема за руку и повел сквозь траву к самолету. И опять глянул строго: «Не спрашивай…»
Мальчик смотрел спокойно и весело.
— Садитесь… — И спустил из кабины легонький трап — два деревянных бруска с бамбуковыми перекладинками. Кей легко взлетел по ступенькам, оказался внутри.
Летний мир звенел волшебно и празднично. Скворечники, уже не таясь, шастали в траве. Коричневые бабочки стаями носились над лиловыми и желтыми соцветиями. Было все как во сне. И все же Артем спросил с сомнением:
— Вы думаете, эта штука выдержит меня? Юный пилот улыбался белозубо и бесстрашно:
— А вы уменьшите свой вес.
— Как? Похудеть? Я и так кожа да кости.
— Представьте, что вы мальчик. Как он, — пилот озорно кивнул на Кея.
Проще всего было возмутиться и заспорить: до шуток ли? Но здесь, на лужайке, где собирались плясать скворечники, были свои законы. Артем поправил очки, помолчал несколько секунд и… представил. Как он, двенадцатилетний, в лагере «Приозерном» бежит к будке-водокачке, за которой ждет его Нитка. По такой же высокой траве, как здесь. И метелки травы щекочуще пролетают у его голых локтей. И ребячья невесомость вошла в Артема (он потом еще долго будет ощущать эту невесомость — много дней после того, как закончится эта история).
Артем вскочил на лесенку, взялся за матерчато-рейчатый борт (самолет заходил ходуном; сама собой повернулась лопасть воздушного руля — белая с синим номером «L-5»). Позади плетеного пилотского сиденья распирала борта доска-скамейка. Кей подвинулся. Артем втиснулся между ним и тонким шпангоутом, самолет закачало опять. «Ох, брякнемся», — подумал Артем, но без боязни, а как мальчишка, усевшийся на высокие качели. Он уселся поудобнее.
— Тише ты. Прямо как бегемот, — шепотом сказал Кей.
— А ты как школьная завуч: только и знаешь воспитывать…
Мальчик-пилот засмеялся и оглянулся. Глаза его были синие, лучистые. И чем-то он (чуть-чуть) был похож на Зонтика.
— Летим? — все с тем же звоном спросил он.
— Да! — радостно выдохнул Кей.
Желтый винт качнулся, замелькал, превратился в размытый стрекочущий круг с россыпью солнечных искр. Крылатый аппарат задрожал, зашевелился, будто пробуя силу в напружиненных птичьих мышцах. Поехал… Побежал. Зашуршала по парусиновому днищу трава. Из-под колес прыснули скворечники. Артем на миг разглядел даже их тонкие птичьи ноги. Самолет подпрыгнул и повис в летящем навстречу теплом воздухе. Кусты, шоссе, перелески стали уменьшаться, земля наклонилась в плавном развороте.