Львовская гастроль Джимми Хендрикса
Шрифт:
На овальном столе на бежевой льняной скатерти стояли тарелки, бокалы. Справа от каждой из трех тарелок расположился керамический желтоватый стаканчик, из которого, как карандаши, высовывались своими рабочими частями кверху ножи, вилки и ложки. Тараса позабавила креативность того, кто придумал этот способ сервировки. Он оглянулся, чтобы спросить Дарку, но она вдруг исчезла за дверью. Со стороны открывшейся и тут же закрывшейся за Даркой двери долетел приятный запах свежежареного карпа.
За спиной у Тараса раздался легкий скрип паркета. Он обернулся
— Добрый вечер. — Тарас шагнул ему навстречу и протянул руку.
Рукопожатие мужчины было сильным. Он кивнул.
— Я — Тарас, — представился гость, понимая, что хозяину квартиры и так это известно. Но надо же было с чего-то начать разговор.
Мужчина снова кивнул. Вытащил из кармана пиджака правую руку. Тарас заметил в ней что-то, похожее на фонарик. Отец Дарки опустил взгляд на этот аппарат, нажал на нем невидимую Тарасу кнопку, и в тишине комнаты зазвучало несильное жужжание. После этого отец Дарки приставил аппарат к горлу под правой щекой.
— Добрый вечер, — прозвучал его странный, немного механический голос, дребезжащий и вибрирующий. — Меня зовут Борис… Извините за звук… Я могу только так разговаривать… У меня был рак горла, и врачи удалили голосовые связки. Вы меня хорошо понимаете?
Тарас, лицо которого продолжало выражать шок и удивление, закивал.
— Да, да… Извините, я не знал…
— Все сначала удивляются, — отец Дарки грустно улыбнулся. — Давайте присядем! — Он показал жестом руки на мягкий уголок вокруг журнального столика.
Тарас опустился на диван, отец Дарки — на кресло напротив.
— Я вам очень благодарен, — продолжил он. — Скажу честно: мне вы сначала не понравились… Дарка — моя единственная дочь, и так случилось, что наша семья уже три поколения страдает от глупости моего прапрадеда, женившегося на своей двоюродной сестре. Жена тоже умерла от генетического заболевания… У меня — свои проблемы, у Дарки с рождения аллергия на всё. Но в последнее время у нее была аллергия только на деньги. Я знаю, что вы занимаетесь медициной, и теперь я очень счастлив, что вы ей так помогли!
— Да я… — Тарас пожал плечами, сопротивляясь внезапно обрушившимся на него комплиментам.
Борис отвел руку с аппаратом от шеи и приподнял ее так, что Тарас понял — отец Дарки просит его молчать и слушать. И гость закрыл рот. На мгновение обернулся в сторону двери, за которой пять минут назад исчезла Дарка. Дверь была прикрыта.
— Я вам очень благодарен, — продолжал Борис, вернув руку с вибрирующим аппаратом к шее. — В сказках в такой ситуации короли обычно давали молодцу, избавившему принцессу от тяжелого заболевания, полкоролевства и саму принцессу в жены. У меня полкоролевства нет, но я готов отдать вам дочь в жены. Поверьте, это самое дорогое,
Отец Дарки тяжело вздохнул и опустил руку с аппаратом на колени. Теперь он смотрел в лицо Тараса. А Тарас растерялся, раскрыл рот. Его руки вдруг ощутили холод, и самому вдруг стало как-то прохладно, возникло желание накрыться пледом. С головой. Он думал, что Дарка зовет его просто познакомиться с отцом, и это вполне нормально и естественно. Как естественно любому отцу захотеть познакомиться с ухажером своей дочери. Да, вспомнил Тарас, она просила его слушать то, что говорит ее отец, и не обращать внимание на то, как он говорит. Теперь было понятно, что она имела в виду. Понятно было по поводу «как», а вот по поводу «что»? Неужели она знала, о чем он будет вести речь?!
От этой мысли Тарасу внезапно стало жарко, его бросило из холода в жар, и лоб покрылся испариной. Взгляд его бегал «вслепую», отражая мельтешение сбитых с толку мыслей и не видя ничего вокруг. Но когда мысли остановились или просто отошли куда-то за пределы сосредоточения, Тарас поймал на себе серьезный и неожиданно тяжелый взгляд Бориса, отца Дарки. И заметил, что выражение его лица стало тоже тяжелым.
— Да, спасибо… — забормотал Тарас. — Я не ожидал… от вас… такой доброты… Извините!.. Мне Дарка очень дорога, поверьте!
Отец Дарки улыбнулся, услышав это. Поднес руку с аппаратом к шее.
— Я знаю, что она вам дорога. Иначе я бы с вами не говорил!.. То, что вы сделали, это чудо, и я знаю, что чуда без настоящей любви не бывает.
Теперь закивал Тарас и снова обернулся, бросив взывающий о помощи взгляд на двери, за которыми исчезла Дарка.
— Вы понимаете, — Тарас усилием воли выровнял свой голос, убрал из него дрожь и неуверенность. — Я даже предложения ей еще не сделал! Она ведь не знает, о чем мы говорим!
Борис левой рукой отмахнулся от слов Тараса, а в глазах появились живые искорки.
— Вы для нее сделали больше, чем предложение, — сказал он. — Я не пью, но могу вам предложить! Виски? Вино? Водка?
— Вино, — попросил Тарас. — Красное, если есть.
— Есть, — произнес механическим, вибрирующим голосом Борис и поднялся с кресла, оставив на стеклянной столешнице маленький, похожий на ручной фонарик, аппарат.
За овальным столом они сидели молча. Ели жареного карпа с картофельным пюре, салат из квашеной капусты, напоминавший о том, что за окном осень. Тарас пил красное вино, Дарка — белое, ее отец — минералку.
Атмосфера была тихая и мирная, но лицо Тараса выражало испуганное счастье, и глаза его время от времени вспыхивали по-особенному, когда взгляд его возвращался — и не мог этого не делать — к ее обнаженным кистям, к ее тонким пальцам. На обеих кистях ее грациозных рук поблескивало по знакомой Тарасу жемчужине, надетой на тонкий кожаный шнурочек. На кожаном шнурочке потолще, на ее шее, висел серебряный кулончик в форме сердечка размером с двухкопеечную монетку, в центр которого была умело вмонтирована третья жемчужина.