Львы Аль-Рассана
Шрифт:
– О чем скажешь? – спросила Джеана, входя на кухню. – В чем дело? Что-то с детьми?
– Нет. Нет, не это, – ответил Альвар и замолчал.
Он смотрел на первую женщину в своей жизни, которую полюбил. Знал, что будет любить ее до самой смерти. Она до сих пор, с сединой в волосах и смягчившимися чертами лица, оставалась той же потрясающей мужественной женщиной, с которой он много лет назад ехал через Серранский хребет к эмиру Рагозы Бадиру.
Снова в коридоре послышались знакомые шаги.
– Мы здесь! – крикнул Альвар, повысив голос. – На кухне. – Так
Вошел Аммар, почти не опираясь на палку, остановился в дверях, а потом подошел и встал рядом с женой. Он посмотрел на Джеану, на Маризу, на Альвара. Положил руку на плечо Джеаны и произнес своим красивым голосом:
– У Альвара те же новости, что и у меня. Он пытается придумать, как нас уберечь. В основном меня, я думаю.
– В основном тебя, – тихо согласился Альвар. – Аммар, мне так жаль.
– Прошу вас! – воскликнула Джеана. – В чем дело?
Муж отпустил ее, и она повернулась к нему.
– Я собирался подождать, пока закончится праздник Альвара, но теперь уже нет смысла. Пришел корабль из Эспераньи, любимая. Этим летом Фернан Бельмонте взял Картаду и мой родной Альджейс, где поют соловьи. Сразу же после этого Тудеска открыла свои ворота. Эти три города были последними.
Альвар увидел, что его жена, которая единственная из четверых никогда не бывала на этом любимом, измученном полуострове, плачет. Мариза умела чувствовать боль, которую видела, умела принять ее в себя. Это была часть ее врачебного дара, и она иногда пугала Альвара.
Джеана побледнела и выглядела почти так же, как он сам недавно в зеркале. Она не заплакала, а через секунду сказала:
– Это должно было случиться. Никто не мог бы повернуть вспять ход событий, а Фернан…
– …Кажется, стал почти тем, кем был его отец, – закончил ее фразу Аммар. – Да, это должно было случиться. – Он улыбнулся улыбкой, которую они все хорошо знали и без которой уже не могли обойтись здесь, в Соренике. – Разве я не пытался писать историю Аль-Рассана и элегию в его честь все это время? Разве не было бы жестокой шуткой по отношению ко мне, если бы…
– Не надо, – сказала Джеана, подошла и обняла мужа. Аммар замолчал. Закрыл глаза.
Альвар с трудом глотнул, он был близок к слезам по причине слишком сложной, чтобы выразить ее словами. Звезднорожденные не были его народом. Он родился джадитом, стал киндатом по собственному выбору, еще до того как встретил младшую дочь сэра Реццони и начал ухаживать за ней. Он принял это решение, как и решение стать лекарем, к тому времени, как покинул Эстерен, сопровождая Исхака бен Йонаннона и его жену к их дочери по поручению короля и королевы Вальедо.
Джеана уже бывала в Соренике, она приехала сюда вместе с ибн Хайраном, когда мувардийцы в Аль-Рассане начали угрожать бунтом, если Аммар будет продолжать командовать их армиями. От Язира ибн Карифа требовали казнить его: этот человек, кричали ваджи, убил халифа. Он гораздо больший грешник в глазах Ашара, чем даже джадиты.
Язир уступил первому требованию, но, как ни удивительно, устоял перед вторым. Он сослал ибн Хайрана, но оставил ему
И более того: разве не он – прежде всего остального – таким образом отомстил за кровь Галиба? Язир ибн Кариф, который двадцать последних лет странствовал по пескам бок о бок с братом, не захотел уничтожить человека, который сделал это для него. Ибн Хайрану позволили уехать, вместе с его наложницей из киндатов.
– Мы получили письмо от Миранды, – сказал Альвар, прочищая горло.
Джеана взглянула на ибн Хайрана и, успокоившись, отпустила его.
– Ты его прочел? – спросила она Альвара.
– Я только начал. Читай. – Он вручил ей конверт.
Джеана взяла его, развернула и начала читать. Альвар подошел к буфету и налил себе стакан вина. Он взглянул на Маризу, которая отрицательно покачала головой, и на Аммара, который кивнул. Он налил неразбавленного вина своему самому близкому другу на свете и принес ему бокал.
Джеана читала вслух:
– "… события этим летом происходили бурные. Фернан и король взяли последние три города Аль-Рассана. Не знаю подробностей, я никогда ни о чем не спрашиваю, но в двух из них, кажется, произошла кровавая резня. Я знаю, что это не доставит вам радости, даже Альвару, и знаю, что для Аммара это станет большим горем. Он поверит, что я не желаю ему зла, даже сейчас? Поверит ли он, что я понимаю его печаль и что Родриго понял бы ее тоже?
Не думаю, что Фернан на это способен, а вот Диего – возможно. Я не знаю наверняка. Теперь я, конечно, не так часто с ними вижусь. У Диего и его жены родился мальчик, по милости Джада, мой первый внук, и мать чувствует себя хорошо. Его назвали Родриго, как вы и сами могли догадаться. Король наградил Диего новым титулом, созданным специально для него: он теперь – первый министр объединенной Эспераньи. Люди говорят, что Фернан выиграет для нас все сражения, а Диего будет руководить нами в мирное время. Я горжусь ими обоими, конечно, хотя, как мать, могла бы пожелать Фернану больше доброты. Полагаю, все мы знаем, где он потерял свою доброту, но я, наверное, единственная, кто помнит то время, когда он еще был добрым.
Я говорю как старуха, да? У меня есть внук. Я старая. В общем, я не считаю, что так уж сильно изменилась, но, наверное, изменилась. Между прочим, вы бы не узнали короля, – он стал чудовищно толстым, как его отец.
Этой весной перевезли прах Родриго, перед началом весенней кампании. Я не хотела, чтобы он покидал ранчо, но мальчики и король считают, что ему должны оказывать почести в Эстерене, и у меня не хватило духу противостоять им всем. Раньше я проявляла больше мужества в бою. Я все же настояла на одном, и, к моему удивлению, и Диего, и король Рамиро согласились. Слова на его надгробии взяты из стихов, которые когда-то прислал мне Аммар.