Львы Сицилии. Сага о Флорио
Шрифт:
Позади него – девушка с жемчужными сережками, в накидке, отделанной атласом, под руку с молодым человеком.
– Что, Доменико Боттари сдал лавку в аренду? – спрашивает молодой.
Паоло переводит на него взгляд. У юноши громкий, уверенный голос, лицо усыпано веснушками.
– Я владею этой лавкой вместе с моим братом и зятем. – Паоло протягивает для приветствия руку, предварительно вытерев ее о штаны, подвернутые на щиколотках.
– Вы – хозяева? – лицо юноши кривится в насмешке. – Хозяева сами полы моют?
– Еще один калабриец! – восклицает девушка. –
– Что вы намерены делать? Тоже торговать пряностями? – пожилой господин не обращает внимания на замечание девушки.
Может, это дочь? Возможно, думает Паоло, они похожи, и очень!
Молодой подходит к нему, смотрит изучающе.
– Или будете торговать незнамо чем? У кого товар будете брать?
– Думаю, у вас связи с калабрийцами и неаполитанцами. У них будете закупать пряности? – снова спрашивает пожилой.
– Я… мы… – Паоло хотел бы остановить эту канонаду вопросов. Он смотрит по сторонам, ищет Иньяцио, но тот ушел к плотнику за досками, чтобы починить полки и покосившиеся стулья.
На углу рядом с лавкой появляется подмастерье. В руках у него ведро, он смотрит на этих двоих с благоговением. Паоло зовет его, но понимает, что нет, тот не подойдет.
Пожилой подходит к дверям.
– Разрешите? – входит, не дожидаясь ответа. – При Боттари лавка худо-бедно торговала, но с некоторых пор… – Одним беглым взглядом он оценивает ситуацию. – Вам придется поработать, прежде чем вы сможете продать что-то путное. Если не знаете, у кого покупать и как продавать, не продержитесь и дня. Бьюсь об заклад, проработаете с Рождества до Святого Стефана [2] . – Пожилой господин потирает руки.
2
С 25 по 26 декабря. (Здесь и далее, кроме оговоренных случаев, – прим. переводчиков.)
Паоло прислоняет метлу к стене, опускает засученные рукава. Теперь его голос не столь дружелюбен.
– Правда ваша. Но нам достанет и средств, и сил.
– Удача тоже не помешает. – Юноша проходит в лавку следом за пожилым господином. Рассматривает полки, подсчитывает альбарелло, читает надписи на бальзамариях. – С этим мусором далеко не уедете. Это вам не Калабрия. Это Палермо, столица Сицилии, здесь не место голодранцам. – Он берет бальзамарий, проводит пальцем по трещине на сосуде. – Уж не думаете ли вы, что вам пригодится этот хлам?
– Мы знаем, где брать товар. Мы – торговцы пряностями, у нас есть свое судно. Мой зять будет подвозить нам товар каждый месяц. Устроимся сами и все тут устроим. – Паоло невольно оправдывается перед этими людьми, которые над ним насмехаются, хотят поставить его в глупое положение.
– А! Так вы обычные торговцы, не фармацевты!
Молодой человек толкает локтем пожилого и говорит, не удосужившись перейти на шепот:
– А что я вам говорил? Мне показалось странным… В гильдию фармацевтов не поступало запросов, и в гильдию лекарей тоже. Лавочники они.
– Да. Ты прав, – отвечает пожилой.
Паоло хотел бы выгнать их прочь: пришли, любопытствуют, задирают…
– С вашего позволения, мне нужно закончить работу. – Он указывает им на дверь. – Всего хорошего.
Старик перекатывается с носка на пятку. Бросает на Паоло насмешливый взгляд и, щелкнув каблуками, выходит из лавки, не прощаясь.
Вернувшийся Иньяцио застает Паоло с напряженным лицом и дрожащими руками. Он переставляет с места на место бальзамарии и альбарелло, угрюмо смотрит на них, качает головой.
– Что тут было? – спрашивает Иньяцио. Что-то явно произошло в его отсутствие. Брат расстроен.
– Зашли три добрых человека. Двое мужчин и девушка. Набросились с вопросами. Кто такие, чем занимаетесь, как ведете торговлю…
– Любопытные люди, значит. – Иньяцио берет одну из досок, которую принес от плотника, чтобы починить скамьи и шкафы, прилаживает гвоздь, начинает забивать. – Чего хотели?
– Не знаю. Я даже не знаю, кто они. По всему видать, важные птицы.
Иньяцио останавливается. Раздражение в голосе брата – не просто неприязнь, это замешательство, может быть, даже страх. Он нахмурился.
– Паоло, кто это? Что им от нас надо?
– Подмастерье, которого прислал Боттари, рассказал. Бедняга был так напуган, что даже не подошел к нам. – Брат положил руку на плечо Иньяцио. – Приходил Канцонери. Канцонери и его зять, Кармело Сагуто, он очень нагло себя вел.
Иньяцио кладет молоток на прилавок.
– Тот самый Канцонери? Поставщик пряностей, снабжающий королевскую армию?
– И местную знать. Да, это был он.
– Зачем он приходил?
Паоло обводит руками лавку. На стенах и на полу колышутся полутени усталого осеннего дня.
– Сказать, что у нас ничего не получится. Он так считает. – В голосе брата отчаяние, проникающее Иньяцио в самое сердце, ненавистное чувство.
Он берет молоток, хватает гвоздь.
– Пусть себе говорит!
Удар молотка.
Как будто Иньяцио хочет вернуть брату надежду, которую тот дал ему тогда, в Баньяре, когда сказал, что хочет уехать.
– Пусть говорят, что хотят, Паоло. Мы здесь не затем, чтоб голодать, мы не сбежим ночью в Калабрию, как какие-нибудь нищие. – Его голос тверд, в нем кипят гнев, гордость, негодование. Еще гвоздь, еще удар. – Мы решили жить здесь – здесь и останемся.
За Канцонери потянулись и другие аптекари и фармацевты. Любопытствовали, ходили вокруг да около, заглядывали в окна, посылали своих служек – посмотреть.
Лица враждебные, насмешливые или сочувствующие. Один из них, некий Гули, по-дружески посоветовал братьям не хитрить, ибо в Палермо им это с рук не сойдет.
Палермо присматривается к ним, к Флорио. Внимательно присматривается. И не делает скидок. Что касается клиентов, то их мало.