Львы Сицилии. Сага о Флорио
Шрифт:
Хотя пряностей сейчас вдоволь, причем отличного качества.
Поэтому, когда спустя какое-то время скрипнула входная дверь, Паоло и Иньяцио не верят своим глазам.
Входит женщина. В платке и переднике. Держит в руке клочок бумаги. Протягивает его Паоло: он стоит ближе.
– Я не знаю, что там написано, – объясняет она. – У мужа болит живот и сильная лихорадка. Велено купить вот это, но денег совсем мало, в аптеку пойти не могу. Я была у Гули, но он сказал, на эти гроши ничего не купишь. Вы можете мне помочь?
Братья переглянулись.
– «Лекарство от запоров», –
Иньяцио тянется к полкам, снимает аптекарские сосуды. Травы отправляются в ступку, Паоло выслушивает женщину.
– Четыре дня как муж мучается, не может встать с постели, – говорит она. – Не знаю, что и делать. – Она с тревогой смотрит в сторону Иньяцио, работающего пестиком. Неужели они смогут вылечить его? – Не знаю, куда и податься! Пришлось заложить серьги, чтобы заплатить доктору.
– У вашего мужа жар? Сильный? – Паоло трет подбородок.
– Места себе не находит, ворочается в постели…
– Ему плохо, бедняге… Конечно, если сильный жар… – Иньяцио показывает на большую банку у себя за спиной. Паоло все понимает.
Щепоть темной коры падает в ступку.
Женщина недоверчиво смотрит на Иньяцио.
– Что это?
– Это хина. Кора дерева, которое растет в Перу, ее используют для лечения лихорадки, – терпеливо объясняет Паоло.
Женщина волнуется, шарит по карманам. Иньяцио слышит звон пересчитываемых монет.
– В этот раз не надо платить, не беспокойтесь, – говорит он.
Она не верит своим ушам. Достает деньги, кладет на прилавок несколько тари [3] .
– Но другие…
Паоло накрывает своей рукой ее руку.
– Другие – это другие, они делают так, как считают нужным. Мы – Флорио.
Так все и начинается.
Идут недели одна за другой. Приближается Рождество.
Однажды, когда колокола только пробили полдень, в лавку приходит Джузеппина. Муж и деверь откладывают в сторону банки и аптекарские весы.
3
Грано, тари и унция (онца) – сицилийские монеты того времени. Грано – медная монета, составляющая двадцатую часть одного тари. Тари – серебряная монета, составляла тридцатую часть унции (онца). (Прим. автора.)
– Я принесла вам обед, – говорит Джузеппина. У нее с собой корзина с хлебом, сыром, оливками. Иньяцио ставит перед ней стул, предлагает сесть, но она отрицательно мотает головой: – Мне пора. Там Виктория одна с Винченцо.
Паоло берет ее за руку:
– Не убегай.
Он просит странно мягким тоном, и она осторожно садится рядом с мужем, который протягивает ей кусок хлеба, смоченный в оливковом масле.
– Я уже поела.
Он сжимает ее руку:
– И что? Возьми еще.
Джузеппина соглашается. Но глаз не поднимает.
Иньяцио медленно жует. Смотрит на брата и невестку.
Шутят. Или, вернее, Паоло шутит. Джузеппина берет кусочки, которыми он ее угощает, но лицо у нее напряжено.
В дверь стучат.
– Кто еще там, поесть спокойно не дадут… – Паоло вытирает рот рукавом и идет в лавку. Иньяцио дожевывает последний кусочек сыра и тоже встает.
Джузеппина хватает его за рукав:
– Иньяцио!
Голос у Джузеппины суровый, ему даже кажется, это брат его окликает.
– Что?
– Мне нужна твоя помощь. Я… – Из соседней комнаты доносится звон бальзамариев. – Я хочу отправить письмо Маттии. Ты поможешь написать?
Иньяцио оборачивается:
– А разве Паоло не может тебе помочь?
– Я просила его. – Рука Джузеппины, лежащая на столе, сжимается в кулак. – Он ответил, что у него нет времени, а тут еще я со своими просьбами. Но я знаю, он просто не хочет, а когда я сказала ему об этом, он разозлился. Маттия не знает, как у нас дела, как мы устроились… Раньше мы с ней каждый день виделись в церкви. А сейчас я даже не знаю, жива ли она, я просто хочу ей написать…
Иньяцио вздыхает. Эти двое, как вода и масло: можно налить в одну чашку, но они не смешаются.
Она говорит тихо. Берет его за руку, сжимает его ладонь.
– Я не знаю, к кому обратиться. Мне и поговорить здесь не с кем, не хочу рассказывать человеку постороннему о своих делах. Хотя бы ты, помоги мне.
Иньяцио молчит, думает. Нужно ответить: нет. Пусть обращается к писарю. Он не хочет знать, почему у нее такое несчастное лицо или почему она отталкивает Паоло.
Знать не хочет, но все равно знает: он видит и слышит их каждый день, даже если они не ругаются громко. Есть вещи, которые слышишь не ушами – их ощущаешь душой. А он любит их обоих, хоть и оказался между ними.
И тогда он, кроткий брат, терпеливый и добрый, чувствует, как внутри шевелится змея, ядовитая гадюка. Иньяцио умеет ее сдерживать, побивать камнями, он не имеет права ее выпускать. Он не может учить Паоло, как тому обращаться с женой.
Джузеппина почти кричит:
– Пожалуйста! Я прошу тебя!
Иньяцио знает, что не должен вмешиваться. Он должен уйти, сказать ей, чтобы она еще раз поговорила с Паоло.
Пальцы его руки сами собой переплетаются с ее пальцами.
И тогда он резко отдергивает руку, отвечает, повернувшись к Джузеппине спиной:
– Хорошо. А теперь уходи.
Когда Паоло спрашивает, зачем он берет домой бумагу и чернила, Иньяцио все объясняет. Видит, как у брата темнеет лицо.
– Молодец. А вот я не хочу выслушивать ее упреки еще и в письме.
За ужином все немногословны, едят ложками из большого блюда в центре стола. В конце нехитрой трапезы – виноград, немного сухофруктов. Виктория ходит по комнате с Винченцо на руках. Баюкает.
Спи, мой сыночек,храни тебя Бог,баю-бай.Выйдет на небо луна,в колыбельку заглянет,ветер соленый морскойтебе песню споет.