Ля-ля-фа
Шрифт:
Куплет первый
– Подъем!!!
Это, похоже, мне. Точно, мне. Потому что я тут один. Соседа-попутчика увели (или увезли) полчаса назад вместе с вещами. Но я уточню, вдруг сержант что напутал?
Сержант, однако, не напутал. Ясно, лишние вопросы в приличном месте задавать не принято. Синяк от дубинки заживет через неделю-две.
– Понятно?
Понятно. Очень больно. Очень неприятно. Очень обидно. Потому что напрасно. Не столько дубинкой, сколько по жизни.
Я человек случайный. Нет, не вообще случайный, а здесь случайно оказавшийся. Чисто случайно. Шел, упал, очнулся… На моем месте должен был быть…
Ничо подобного.
– Прямо.
Клеточка выплывает из клеточки, потирая верхнюю оконечность бедра. Клеточка вдет по длинному коридору мимо снующих в форме и без оной людей, мимо скользящих взглядов, усмешек и безразлично скошенных уголков губ. Это их обычный день, это их обычный клиент. Клиент-Никто. Клиент-Ничто.
Я – никто. Гайка на конвейере.
– Сюда.
Я помню. Не совсем уж гаечный. Потолок в дырку. Как дуршлаг. Выгоревшие шторы. Столик, стульчики. Чернильница. Мужичок. Другой. Ну да, Игорь Анатольевич предупреждал, что сам он не уполномочен. Что будет другой, с утра. Который уполномочен. Наверное, этот и есть. Му-жи-чок.
– Томин?
Это снова мне. Потому что я и есть Томин. Однофамилец знаменитого телесыщика. Коля Томин, человечек-никто. Мужичок, однако, стремный – крутит в руках мою паспортину с достаточно объективной фотографией и уточняет, Томин я или не Томин. Нет, я Знаменский. Пал Палыч.
Но дубинкой больше не хочу. Спрашивали – отвечаем.
– Томин.
– Николай Григорьевич. Тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения. Верно?
Головастый мужичок. Конечно, верно. Вернее верного. Паспорт-то настоящий.
– Правильно.
– Очень хорошо, Николай Григорьевич. Моя фамилия – Небранский, старший следователь РУВД. Зовут Анатолий Игоревич. Вот, ознакомился с материалом. Пренеприятнейшая ситуация.
«Как же вы докатились?» – это я про себя.
– Как же вы докатились? – это он вслух.
– Не знаю.
Самый универсальный ответ. Ну, не знаю, в самом деле. «Колобок, колобок, куда ты катишься? Я тебя съем!» – «Не ешь меня, дяденька следователь из РУВД, я тебе песенку спою».
«Очень странно. Не судим, не задерживался, на учете в ИДН не состоял. И вот те раз. Коробок анаши, изъятый при досмотре оперуполномоченным уголовного розыска. Очень непонятно».
Да уж, конечно, Я и сам сначала не понял. Подваливает Игорь Анатольевич. «Здоров, Томин. Все бездельничаешь?» – «Я не бездельничаю, Игорь Анатольевич, я временно безработный. Второй год. А время, между прочим, на то и время, что границ не имеет. Оно все время временно. Да не заговариваю я вам зубы, Игорь Анатолич, ну, не найти мне ничего по душе. И даже без души. Спасибо, не надо, я сам. А при чем здесь карманы? Обыск, что ли? Ах, досмотр. Досмотр-осмотр. Да нет у меня ничего, что вы привязались ко мне? Вы же меня знаете, я ни с чем таким не путаюсь. Перепродажа мелкого опта еще более мелким по закону не карается. Это рынок-рыночек. „Финансиста“ читали? А с криминалом ни-ни…»
Сглазил. Забыл. Про этот сраный коробок. Как говорит один мой знакомый наркоман: «Знал бы, где возьмут, „соломку“ б раскидал». А все Сопля:
«Том, а Том, ты все равно целый день по рынку ползаешь, ларьки обтираешь. Передай Зеленому. Он тоже обтирает. Я ж должен ему, просто завтра на рынке отсвечивать не хочу. Меня эти мудаки генеральские пасут. Сволочи, прошлый раз еле удрал. Генерал совсем рехнулся, пятьдесят процентов сверху накрутил. И попробуй поспорь – месяц на койке минимум. А я Зеленому должен. Обещался в срок. Сделаешь, Том? Завтра, а? Чего там, передал и все. С меня пиво. Какой криминал, Том? Ты чего? Да кто тебя прихватит? Ты ж никогда и нигде. Трудновоспитуемый, не больше. А если что – скинь. Не мое, знать ничего не знаю, поди докажи. Не дрейфь, Том…».
Том – широкая душа, грудь нараспашку. Поможешь ты – помогут тебе. Библейские заповеди. Поможешь Сопле, и Сопля не забудет. «Хорошо, передам, не жалко». Передал… «Игорь Анатолич, это не мое». – «Конечно, не твое. А чье?» – «Нашел. Вон, в траве валялся, а я с детского садика этикетки собираю. Хобби по жизни, не мог не поднять. И в моей коллекции как раз такой этикетки нет. Смотрите, какая оригинальная – „СПИД не спит! Остерегайтесь случайных половых связей!“. Видите, как интересно. Положишь на видное место в комнатке и остерегаешься. Чуть захотел чего – СПИД не спит! Да, да, я помню. Хотите, вам подарю? По старой дружбе, от сердца оторву. Я себе еще найду. Смотрите, какой газон большой. Не надо? Тогда я пошел. У меня дела. У вас тоже дела? Ну и хорошо. Приятно иметь дело с деловым человеком. Нет, нет, подвозить не надо, я как-нибудь сам. Право, Игорь Анатольевич, вы драматизируете ситуацию. Что-что? Наркомафия? Кто нар-комафия? Я – наркомафия? Ну, вы уж совсем! Игорь Анатолич, этот вонючий коробок я нашел вон на том газоне пять минут назад! Какая анаша? Извините, я не …здоболю, а защищаю свое честное имя. Имя Николая Григорьевича Томина по кличке „Том“, временно безработного, временно находящегося на рынке ввиду поиска честного заработка! Каждый человек имеет право на защиту. В Конституции оговорено. Ну, Игорь Анатолич, отпустите меня к маме, ну, пожалуйста, я не хотел…»
Потолок в дырочку. Выцветшие шторы, дешевые обои обойной фабрики имени Красных Партизан. Чернильный прибор.
«Ты прав, Томин, никто мне за тебя внеочередное звание не даст. И даже в квартальный приказ на премию я вряд ли попаду. Но закрывать глаза на расцвет наркомафии я не имею морального права. Я понимаю, что в первый раз, что не твое, но, извиняюсь, все когда-нибудь в первый раз, все не хотели. И что, теперь всех отпускать? Какая разница – коробок, стакан, мешок? Сегодня – коробок, завтра – вагон. А кодекс есть кодекс. Ношение, хранение – преступления. А весовая категория катит на срок, а никак не на освобождение от ответственности. Усекаешь? Поэтому ночуешь у нас в камере, утром приедет следователь из РУВД, он уполномочен, он процессуальный человек, он возбудит дело, расследует его и передаст в суд. Суд оценит объективно-субъективную сторону твоего правонарушения, послушает твои доводы, доводы твоего адвоката, если ты, конечно, его наймешь, и влепит тебе приговор. Каким он будет, извини, пока не в курсе, но ввиду разгула наркомафии не исключено, что самым суровым. По всей строгости переходного периода. Так что шагом марш за решетку».
– Томин, ты часом не заснул?
Я тряхнул головой. Спать, если честно, хочется. В номере была жесткая постель, кроме того, сказалось отсутствие свежего белья. Плюс решетки на окне, плюс попутчик-мудила в душу влезал всю ночь. Под утро только угомонился. В общем, спать хочу.
– Просыпайся, голубчик, просыпайся. – Гражданин Небранский был не по должностному положению добр – Давай-ка обсудим нынешнее положение, как взрослые люди.
В последующие полчаса я еще раз услышал о разгуле наркомафии, о суровости закона, о моральном долге гражданина-товарища Небранско-го и всяких неприятных последствиях.