Лягушка Баскервилей
Шрифт:
Алина щелкнула выключателем.
– Кому достается приватизированная квартира, если хозяин умер? – вдруг спросила она.
– Наследникам, – тихо ответила я, – в данном случае Розалии.
– А дача?
– Тоже ей, если только не составлено завещание в чью-то пользу. Впрочем, я не являюсь специалистом, могу ошибаться.
Алина скривилась:
– Да уж, ясненько! Пошли пороемся в ее спальне.
Комната, где обитала Розалия, напоминала гостиничный номер. Нет, тут висели картины и стояли симпатичные безделушки, но сразу становилось понятно: интерьер обустраивал специально нанятый дизайнер, хозяйка не внесла ничего личного.
Обычной
Испытывая некоторую неловкость, я порылась в ящиках изящного бюро и обнаружила в них лекарства, деньги и всякую мелочь вроде заколок. В ванной комнате теснились шеренги флаконов, бутылочек и коробочек. Одних шампуней я насчитала с десяток, и все для светлых, тонких окрашенных волос.
– Тут еще гардеробная имеется, – сказала Алина, увидев мое разочарование.
Я засунула голову и присвистнула:
– Ничего себе, метров двадцать квадратных, набитых шмотками!
Алина усмехнулась:
– Розалия скопидомка, нитку не выбросит, Нелли страшно раздражала жадность невестки.
Я пошла между кронштейнами, подумав: а ведь обычно свекрови упрекают снох в расточительности. Каноническая фраза: «Ты без конца тратишь деньги моего сына, и он весь измучился на работе, желая обеспечить капризы жены» – лично мною была слышана от всех четырех «мамулечек». Но, видно, близким родственникам мужа угодить невозможно: Нелли Семеновну, наоборот, раздражала экономность Розалии. Хотя если взглянуть на скупость с иной стороны, то ее можно назвать хозяйственностью.
– Ну надо же, – крикнула Алина, занырнувшая внутрь помещения, – она, оказывается, хранила все сумки.
Я пошла к Волынкиной, увидела стену, а на ней специальные крепления, на которых висели торбочки разных размеров и цветов.
– Просто цирк! – удивлялась Алина. – И правда ничего не выбрасывала. Ой, вон та беленькая – совсем дешевая, две копейки стоит, а она и ее оставила!
– А куда ты деваешь ненужные сумки? – спросила я, оглядывая «выставку».
Алина хмыкнула:
– Выбрасываю, если совсем вид потеряла. Порой отдаю кому-нибудь, иногда теряю.
– Мода ходит кругами, – протянула я. – Сколько раз себя упрекала: ну зачем отнесла на помойку ридикюльчик! Пусть бы полежал в укромном месте, потом снова носить можно.
– Сумка вместе с туфлями хороша, – не согласилась Алина, – обувь же быстро выходит из моды. Относила босоножки лето, и адью! Через год что-нибудь да изменится: каблук, допустим, тоньше станет, а вместо тонких ремешков широкие сделают. Я, например, всегда замечаю, даже на улице: вроде женщина модно одета, а обувка у нее явно старая. И потом, как-то тоскливо через пять лет влезать в старые туфли, унизительно в обносках ходить.
– Теперь, как ты выражаешься, «обноски» именуются «винтаж» и стоят больших денег, – усмехнулась я. – А Розалия и туфли хранила.
– Точно жадюга! – засмеялась Алина.
Я молча рассматривала горы обуви. Лично меня удивляло не желание хозяйки оставить при себе все ношенные некогда тряпки, а ее патологическая аккуратность. Подобные гардеробные я до сих пор встречала лишь на картинках. Здесь царил абсолютно неживой порядок. Сумки на крючках; внизу, на специальных колодках, обувь, каждая туфелька тщательнейшим образом еще прикрыта пленкой. Не менее впечатляли и вешалки – на них на каждой висело по одному платью, не видно измятых или грязных кофт с юбками. Но совсем уж поразительно выглядел отсек для белья. Ровные стопки
– У Розалии имелась домработница? – повернулась я к Алине.
– Да, – кивнула та, – Танька. Дура дурой. Неизвестно, почему ее держали, косорукая идиотка.
– А где ее можно найти?
Алина почесала переносицу.
– На кухне, около хлебницы, листок бумаги лежит, Нелли туда всякие необходимые телефоны записывала, можно глянуть.
– У Татьяны имелись ключи?
– Конечно, она у Розалии три года работала. Кретинка полная, но честная, вот тут и придраться нельзя, – пояснила Алина. – Пойдет в магазин – сдачу до копеечки отдаст. Нелли первое время на Таньку страшно злилась. Велит она ей помидоры купить, девка в супермаркет сносится и… огурцы приволакивает. Попросит белье перестирать, та запихнет в машину вместе темное и белое. Сколько она Павлу рубашек изгадила! Нелли ее увольнять собралась, но Павел ей тогда сказал: «Мамочка, любая поломойка не особого ума, иначе она бы не сортиры мыла, а в университете преподавала. Зачем тебе в помощницы человек-философ? Просто обучи дурочку, она хоть честная».
Ну Нелли и послушалась сына. Надо признать, ей удалось обтесать Таньку, та в последнее время почти хорошей горничной стала, хотя привычка вытирать нос кулаком осталась. Ой, а это же свадебная сумочка Розалии! Вот ведь барахло…
Хихикая, Алина схватила небольшой бесформенный белый мешочек с атласными завязками.
– Дурацкая, да?
– Ты говорила, она брала свадебный наряд напрокат, – напомнила я.
– Платье точно, – закивала Волынкина, – а вот насчет остального, значит, ошиблась. Ха! Там что-то лежит. Или дно из картонки?
Тонкие пальцы Алины развязали белые ленточки и вытащили глянцевый прямоугольник.
– Ой, смотри! – оживилась молодая женщина. – На свадьбе фотограф был, делал снимки и желающим сразу раздавал…
Я приблизилась к Алине и глянула на карточку. На переднем плане невеста и какая-то полная тетка, а на заднем – несколько женщин сидят за круглым столиком. Заинтересовавшая меня женщина, с простым, слегка испуганным лицом, одета в «парадное», явно не часто вынимаемое из шкафа платье. Может, Алина права, утверждая, что отслужившую свое одежду следует выбрасывать? Незнакомая мне тетка явно носила парадное одеяние не один год, вернее, не носила, а надевала по «красным» числам, и при беглом взгляде на женщину тут же становилось понятно, что ей неудобно – платье жмет под мышками и излишне обтягивает полные бедра.
– Вот Лиза Ринкина, – поясняла Алина, – дальняя родственница Нелли, сейчас в Америке живет, а слева Танька-домработница.
– В красном бархатном платье?
– Нет, в зеленом, жутком, – улыбнулась Алина.
– А это кто? – указала я на интересующую меня тетку.
– Понятия не имею, – забормотала Алина. – Хотя вроде там посторонних не было, лишь свои… А! Наверное, это тамада или дрессировщица, я их уже не помню.
– Кто? – удивилась я.
Алина стала засовывать фотографию в сумочку.