Лягушка в сметане
Шрифт:
— Здравствуйте, Аглая Вениаминовна!..
Надо же, Аглая. Вадим думал, что это имя давно забыто и теперь им детей не называют. Впрочем, ей же лет шестьдесят, так что она из другого времени.
— Как хорошо, что вы пришли! А то я не знаю, что и делать. Этот мужик… он уже второй раз приходит. У него расписка, представляете, на пять тысяч долларов.
Та, которую звали Аглаей — отчество ее Вадим как-то не запомнил, — ворвалась в кухню, где он сидел, и потребовала:
— Могу я взглянуть
— Не можете, — проговорил он сурово, почти не открывая рта — так получалось впечатляюще. — Вы к ней не имеете никакого отношения.
— То есть как это не имею? — вскинулась та. — Если вы утверждаете, что расписку написал мой сын…
— А-а, так вы мать Бориса Будилина? И вы хотите отдать долг вместо Варвары Михайловны?
Варина свекровь такого поворота не ожидала и смешалась.
— У меня нет таких денег.
— Тогда о чем мы можем говорить?
— Я хочу убедиться, что расписка подлинная.
— Неделю назад ваша невестка уже исследовала ее на подлинность — пардон, чуть ли не обнюхивала — и вынуждена была признать, что она написана рукой вашего покойного сына.
— Варя, вызывай милицию, — распорядилась Аглая Вениаминовна.
— И что мы им скажем?
— Что этот молодой человек — рэкетир!
— А когда он предъявит расписку? — Варя уже жалела, что начала этот спектакль. Опять она не учла, что свекровь — женщина по природе скандальная и может разойтись так, что и вызванная милиция ее не утихомирит. — Она же нотариусом заверенная.
Вадим тоже почувствовал, что от Аглаи просто так не отвяжешься. Потому он гордо встал и прошел в коридор. Не спеша надел куртку, зашнуровал ботинки и сказал, уже взявшись за ручку двери:
— Напрасно, Варвара Михайловна, вы вызвали себе на подмогу эту женщину! Деньги все равно придется платить. Учтите, я подожду еще три дня и подам на вас в суд!
И он прикрыл за собой дверь.
Варвара посмотрела на свекровь — зачем-то же она явилась.
— Понимаешь, доченька, — залепетала та, — я хотела с тобой поговорить… Наверное, Боренька делился… Он обещал дать мне денег — взаймы, конечно, — на стиральную машину… Он говорил, что снимет с книжки. А мы потом отдадим…
— Но у нас нет книжки, — удивилась Варвара. — Ну, то есть у Бориса, может, была, но он мне о ней не говорил. Я посмотрела в документах, ничего не нашла.
— Ты хочешь сказать, что все деньги, что мой сын зарабатывал, неизвестно куда подевались?
Варя растерялась. Никогда прежде ей не приходилось говорить со свекровью о деньгах, а теперь… Она даже не знала, как себя вести.
— Комбинат, где Боря работал, выделил мне деньги. Четыреста долларов. Я могу дать вам триста. Вас устроит?
— Конечно, устроит, Варенька! — сразу расцвела свекровь. — Я знала, что ты добрая девочка. А то, веришь ли, я даже расстроилась: ну вот, думаю, теперь до самой смерти на старой «Вятке» стирать придется. А подруга купила «Ардо», не нахвалится. Маленькая, беленькая, стирает бесшумно — никаких тебе хлопот… У меня немного накоплено, я к твоим добавлю и куплю…
Она говорила и говорила, и смотрела жадными глазами Варе вслед — та пошла, чтобы взять деньги из куртки, не искать тот конверт. И достала четыре сотенных купюры на всякий случай.
— Вам точно трехсот хватит? — спросила она, но свекровь, хотя и с трудом, отвела взгляд от последней сотенной купюры и кивнула.
— Хватит, хватит, — стиснув зубы, проговорила она, почему-то пихая деньги за пазуху. На свекровь это было вовсе не похоже.
— Кофе или чайку попьете? — предложила Варя.
Но свекровь заторопилась, словно боясь, что Варя передумает и отберет у нее доллары.
— Побегу я, а то совсем уж темно… Ты что с машиной-то решила делать?
— Похожу на курсы вождения. Научусь ею управлять.
— Вот и правильно, — сказала свекровь, но это прозвучало у нее фальшиво.
Неужели и на машину родственнички глаз положили? Варя закрыла входную дверь и позвонила на сотовый телефон Вадиму.
— Вадик, ты далеко?
— Я всегда рядом с тобой, — весело отозвался он.
— Нет, я серьезно.
— И я серьезно. Хожу вот по двору, поглядываю на твои окна и курю.
— А почему я никогда не видела, чтобы ты курил?
— Потому что я делаю это крайне редко. Только в минуты сильного душевного волнения.
— А сейчас-то чего ты волнуешься?
— По двум причинам. Во-первых, я оставил тебя на растерзание Аглае.
— Ничего, обошлось, она не очень сильно меня истерзала.
— Ты от нее откупилась?
— В самом прямом смысле… А во-вторых?
— А во-вторых, я думаю, неужели ты выгнала меня на улицу, как бездомного пса, и теперь даже не пустишь погреться?
— А ты замерз?
— Еще как! Я даже зашел в магазин и купил бутылочку армянского коньяка. И лимон.
— И теперь будешь пить его в одиночестве?
— В твоем подъезде, сидя на грязной, заплеванной лестнице…
— Ладно уж, заходи.
— Думаешь, больше никто не придет?
— А мы никому больше не откроем.
— Уже иду!
Кстати, в первый момент, когда свекровь заговорила о деньгах, Варя не вспомнила о пяти тысячах, полученных за фотографии. Только потом, когда они оговорили сумму, подумала, что могла бы дать больше, но отчего-то дрогнула рука. Неужели деньги так быстро портят человека?.. Интересно, если бы свекровь могла об этом узнать, на что еще она бы попросила у Вари деньги?